Да, сын часто болел. Но я сама лечила его, справлялась самостоятельно. Бабушка всему меня научила. Дала толковые советы, и я запомнила их на всю жизнь.
А теперь… мой ребенок в больнице, и я чувствую себя виноватой. Потому что меня не оказалось рядом, когда ему нужна была помощь. Наверняка Али звал маму, но меня не было. Я наивно полагала, что обязательно вернусь, но не ожидала эксцессов виде болезни сына. Уверена, он почувствовал, что со мной что-то не так. Волнение в доме. Стрессовую обстановку.
К тому же… слова Бурака. Я помню глаза сына в тот момент, когда его отец выгонял меня из дома. Али хоть и маленький, но многое понимает. От него ничего не скрыть, вот и заболел на этой почве. И это вина того, кто обвинил меня, не захотев выслушать. В этом вина Бурака.
Увидев мужа в конце коридора, я мчусь к нему. Он разговаривает по телефону и, судя по всему, со своей матерью. Злость берет верх. Как он может с ней общаться после всего, что та наговорила в мой адрес?! После того, как Сания Экремовна подняла на меня руку? После того, как она выгнала меня из дома?!
Черт! Чер-р-рт!
— Где Али? — спрашиваю я, выдергивая из его руки мобильный. Сама отключаю звонок, затем кидаю «яблоко» последней модели обратно в мужа.
Бурак ловко ловит свой телефон в воздухе.
— В палате! — рявкает он, явно шокированный моим поведением. — Ты что себе позволяешь, Лейла?!
— Просто не понимаю, когда ты стал маминым сынком, — презрительно шиплю я. — Идиот. Просто идиот. Иначе тебя никак не назовешь!
— Лейла, — цедит сквозь зубы Бурак, хватает мое запястье и сжимает его. — Она хотя бы переживает о внуке. А ты оставила собственного сына и свалила из дома! Зная, как он в тебе нуждается!
Я распахиваю глаза от удивления и понимаю, что зря ушла молча, ничего не сказав мужу об инциденте со свекровью. Надо было закричать, когда она бросилась на меня. Да так, чтобы Бурак услышал и поинтересовался, что там происходит?
Ясное дело, что свекровь снова наговорила про меня всякой чуши. Скорее всего, обманула Бурака, сказав, что я сама покинула дом. Черт знает, что еще придумала. Но о том, что сама же вышвырнула меня на улицу, промолчала. Невыгодно ей выставлять себя в таком свете.
— Ну идиот же! — Из горла вырывается истеричный смешок. — Идиот! И как я могла тебя полюбить?
Я качаю головой и бросаю на Бурака ненавидящий взгляд. Муж явно хочет что-то сказать, но замолкает, потому что я теряю к нему всякий интерес и, резко развернувшись, иду к палате. Открываю дверь и, видя лежащего на кровати Али, всхлипываю. Слезы сдержать не удается. Они катятся по щекам горячими струйками.
— Родной мой. Любимый… Прости! — Поставив стул рядом, я сажусь, беру сына за руку и сжимаю маленькую ладошку. Целую каждый пальчик.
Он спит и не реагирует на мои прикосновения.
— Ему укол сделали. — Бурак останавливается у окна. Муж опирается на подоконник бедрами, скрещивает руки на груди.
— Температуры нет, — заключаю я, прижавшись губами к детскому лбу. — Когда поднялась? Почему ты не позвонил мне сразу?
— Зашел в его комнату, думал, спит, — бросает Бурак зло. — Но он дрожал, укутавшись в одеяло. Примерил температуру — тридцать девять. Али все повторял «мама». Спрашиваешь, когда я стал маменькиным сыночком? А когда ты успела стать такой бессердечной? Какого черта ушла, оставив ребенка, который так привязан к тебе?! Ты же собственными глазами видела, что он даже есть без тебя отказывается!
Я поднимаю взгляд и в упор смотрю на мужа. Когда мы успели так отдалиться друг от друга? После той новости? После того, как он вышвырнул меня из дома, не дав ни единого шанса объясниться? Однозначно да. Но молчать по поводу его матери я не должна. Потому что ей плевать и на жизнь Бурака, и на жизнь Али. Я не должна позволять ей так поступать со мной. Не должна стоять в стороне и смотреть, как она не моргнув глазом обливает меня дерьмом. Врет и не чувствует угрызений совести.
«Господи, о какой совести ты вообще говоришь, Лейла? — шепчет мне внутренний голос. — Сания Экремовна беспощадна. Настроена на то, чтобы окончательно уничтожить вашу семью. А ты позволяешь ей…»
— Твоя мать схватила меня за волосы и выкинула из дома, Бурак, — огрызаюсь я. — Твоя мать, дорогой муж, соврала тебе. Я не ушла по собственному желанию. Будь ты настоящим мужиком, не позволил бы ей лезть к нам, — добавляю с горечью. — Жаль… Мне очень жаль, что ты так изменился. А может быть, всегда таким был, просто я этого не видела. Но раньше ты хотя бы поддерживал меня, был рядом. Сейчас же даже выслушать меня не хочешь! Я могла оправдаться в ту ночь. Я кричала тебе это! Молила, чтобы ты впустил меня! А сейчас — ни в коем случае. Я больше не вижу в этом смысла. Ты все для себя решил, и я сделала определенные выводы. Унижаться перед тобой… Оправдываться не желаю. В конце концов, ты при любом раскладе узнаешь правду и пожалеешь обо всем, что сотворил с нами, Бурак.