Выбросив стаканчик в урну, покидаю больницу. Я пообещала Демьяну, что займусь делами и не буду сосредоточена на нем, но стоит мне выйти из больницы, как тут же хочется вернуться обратно, потому что как только я подхожу к дороге, чтобы перейти на другую сторону, как рядом тормозит автомобиль. Мне требуется не так много времени, чтобы понять, кто сидит там. И именно поэтому я хочу сбежать и скрыться, но продолжаю стоять на месте, решив, что если ему хватило наглости устроить погоню и стрелять посредь бела дня, то хватит подлости даже выстрелить в спину.
— Здравствуй, Майя, — Натан выходит из машины с улыбкой. — Прокатимся?
— Я могу отказаться?
— Пожалуй, нет.
Я знаю, что у него в автомобиле наверняка несколько амбалов, которые скрутят меня и усадят в машину, чего бы им это не стоило.
— Можем поговорить в кафе? Здесь неподалеку, — предлагаю альтернативу.
— А давай, — неожиданно соглашается и дает отмашку своим людям жестом руки. Мы идем в кафе только вдвоем. Натан ведет себя так, словно ничего не боится. Впрочем, ему наверное и нечего.
В кафе я заказываю только воду, а он кофе. С разговором как-то медлит, хоть и сам сюда позвал. Прямо как доктор не так давно. Не то, чтобы я ожидала от Натана чего-то хорошего, каких-то мало-мальски адекватных новостей, нет, просто… Услышать второй раз за день новости, от которых кровь стынет в жилах не хочется.
— Я слышал, Демьян останется инвалидом.
Я вскидываю голову, впиваюсь в знакомое лицо взглядом, но не вижу там какого-то ликования или превосходства. Натан говорит так, будто констатирует сухие факты.
— Откуда слышал?
— Не думала же ты, что мне не доносят.
— Не думала.
Надеялась, что не так скоро, но у Натана, видимо, даже здесь достаточно хорошие связи.
— Я сочувствую. Тебе может показаться иначе, но я правда сочувствую. Такого я не хотел.
— А чего хотел? — набираюсь смелости спросить. — Чего ты ждал, посылая тех людей? Что мы отделаемся испугом? Или ты рассчитывал на смерть брата?
— Ты принимаешь меня за чудовища?
— После всего, что случилось? Ты сам как думаешь?
Не могу сказать, что мне не страшно так с ним разговаривать, но я попросту теряю ту грань, которую нельзя переходить. Не вижу, когда стоит остановиться, видя перед собой того, кто едва не лишил моего сына отца.
— Я отпустил тебя. Как только узнал, что ты беременна — отпустил.
Я молчу, потому что понятия не имею, что говорить. Благодарить его, радоваться или удивляться? Его одержимость мной смотрится странно, что бы он не говорил.
— Знаю, ты, наверное, не понимаешь. Но я считал, что если бы мог ходить, то ты была бы моей женой. Моей, а не его. И я очень хотел тебя у него забрать, но ты… ты меня не замечала. Ты никого не замечаешь, кроме него.
— Чего ты хочешь, Натана? К чему этот разговор?
— Я хочу сказать, что сожалею. И сделаю все возможное, чтобы Демьян встал. Я, как никто другой знаю, что значит быть инвалидом, быть беспомощным, обузой. Он встанет, Майя, не сразу, но точно побегает в футбол со своим пацаном.
Глава 57
Демьян
— Не переусердствуйте! — настойчиво повторяет мой реабилитолог. — До следующей встречи постарайтесь отдохнуть и набраться сил.
Я киваю. Делаю вид, что все понял и, как только выезжаем из реабилитационного центра, строю планы на свои домашние тренировки. Я должен встать. Несмотря на то, что он там говорит об отдыхе, должен.
И не через три -пять-семь лет, а через год. И это максимум, который я себе отвожу.
Прошло уже два.
Тимофей растет фактически без отца. Нет, конечно, я провожу с ним время. И много времени, ведь какие еще у инвалида могут быть дела, но все это — не то.
Тимофею нужен ходячий отец. Мне нужно, чтобы у него был ходячий отец, а у Майи — дееспособный муж. Мне надоело трахаться в двух позах, потому что ни на какие больше я не способен. И нет, Майя никогда меня не упрекает. Смотрит так… с пониманием. При чем, абсолютным.
Это тоже неожиданно раздражает. Она со мной даже не ссорится, хотя иногда есть за что. Не повышает голос, словно… жалеет. И эта жалость, пусть и не открытая, незаметная, меня тоже очень сильно раздражает. Я весь словно состою из этого адски неприятного чувства. Оно меня раздражает. Оно меня нервирует. Я от него себя не контролирую и срываюсь. Не на Майе и ни в коем случае не на сыне. Я срываюсь на себе.
Корю себя за все, что случилось. За весь тот ад, который произошел. Я не понял, что брат захочет отомстить, надеялся, что он не станет. Что ему такое не нужно, что… да на многое я надеялся, но точно не на то, что останусь в инвалидном кресле.
Злюсь. Это следующее состояние после раздражения. Тоже малоприятное и тоже частое. Я не помню, когда улыбался. Так, чтобы не в компании Майи или Тимофея. Кажется, никогда…
У меня попросту нет причин для улыбки. Вся моя жизнь сейчас завязана на них. Я живу ради них, иначе бы давно уже со всем закончил…
Но мне нельзя. Майя меня ждет. Не показывает, но я знаю, что надеется на мое выздоровление. Ждет, когда я встану, хоть и никак этого не показывает.
У меня сиделка. Я запретил Майе хоть как-то участвовать в уходе за мной. Еще не хватало ей помогать мне мыться, одеваться и вот это все остальное. Я беспомощный, но перед ней хочу быть мужиком, хоть это и сложно. Как быть мужиком, когда даже во время секса ты лежишь пластом, пока жена двигается сверху.
— Не спешите, я помогу, — говорит водитель, покидая салон.
Я за раздумьями не замечаю, что мы приезжаем. Злюсь, потому что выйти самостоятельно еще не получается.
Оказавшись в доме, поднимаюсь на свой этаж. Я был категорически против оборудования дома под инвалида, но в итоге сдался, понимая, что если не сделать этого, я стану просто неподъемной обузой для всех. В первую очередь для Майи, потому что она будет единственной, кто от меня не отвернется.
До вечера я становлюсь спокойнее, но когда Майя возвращается, опоздав на час, едва себя контролирую.
— Где была?
Она замирает на пороге, смотрит на меня удивленно.
— На работе. Где мне еще быть?
Подходит ко мне, склоняется, чтобы поцеловать, но я, еблан, уворачиваюсь.
— Ты закончила два часа назад.
— Пришлось задержаться. Что-то не так?
Она слишком хорошо меня знает, так что и настроение считывает моментально. Отходит, больше не принимая никаких попыток ко мне приблизиться и поцеловать.
— Тимофея привезла?
Сбросив платье, Майя поворачивается ко мне и смотрит как-то странно. Так она смотрит на меня впервые. Словно… разочаровывается.
— Демьян, что с тобой?
— Ничего.
— Ты был в реабилитационном центре?
— Ты знаешь, что был. У меня по расписанию сегодня встреча с лучшим реабилитологом, который сказал не напрягаться. Ты уверена, что он способен хоть на что-то?
— Он поставил на ноги тысячи человек, Демьян. По его методике встают даже те, кто…
— Я все это слышал, но меня не устраивает пять лет, Майя.
— За месяц ничего не получится. Ты слишком торопишься.
Майя наспех переодевается, когда слышится топот детских ножек в коридоре. Успевает застегнуть халат, как раз когда Тимофей заходит в комнату и бежит ко мне с распростертыми объятиями. Я его тут же подхватываю, благо, руки у меня работают отлично, так что это не составляет труда. Я прижимаю сына к себе поближе, целую в висок. Он счастливо улыбается, и я резко гашу свои эмоции. Ненавижу себя за подобные вспышки, но они потому что Майя живет полной жизнью, работает, ведет бизнес, а я… я словно обуза и никому не нужен.
— Ты расстроен, но мы все преодолеем, — говорит Майя.
Положив руки мне на шею, надавливает, массирует, чтобы расслабить.
— А если нет? Если я не встану.
— Мы об этом уже говорили
— Я хочу, чтобы ты потом ушла. Нашла мужика и…
— Об этом мы тоже говорили, — произносит резко и хмурится. — Я не стану.