Мы обо всем говорили, но Майе не подходит никакой вариант и это, честно говоря, меня удручает. Она не видит меня ходячим, свыклась с этой мыслью, хоть и проскальзывает надежда, а я — нет. И никогда не смогу. Встать быстро я хочу еще и потому, что контролировать свой скверный характер сложно. Я без ума люблю свою жену и ребенка, но мне срывает башню, когда представляю, сколько рядом с ней мужчин на своих ногах. Они водят машину, открывают двери, могут ухаживать. Я тоже могу, но чувство неполноценности при этом никуда не девается.
— Идем ужинать?
Майя подает руку сыну, он спрыгивает с моих колен.
Идем.
Идем?
Когда я смогу пойти?
Качусь за ними следом, спускаемся вместе. Вроде бы и не трудно, учитывая правильно оборудованную лестницу и новомодное кресло, которым легко управлять, но этого мало. Чертовски. Мне в последнее время всего мало. Человек такая сука, что в какой-то момент даже то, что раньше нравилось и в чем ты души не чаял, начинает раздражать. Очень сильно. Ты привыкаешь и все, хочется идти дальше. К инвалидному креслу я тоже привык, но дальше мне хотелось идти еще до того, как я в него сел.
Ужинаем, шутим, все, как всегда. По крайней мере, так кажется со стороны, но внутри меня бушует ураган. Впервые такой силы, что не могу отогнать. Думаю о том, что занимаю это место не по праву. Я должен быть не здесь. Где-то в другом месте, где-то, где я никому не буду доставлять неудобств.
После ужина мы вместе играем с Тимофеем, затем Майя купает его, а я укладываю спать. Просто и доступно, я на несколько мгновений забываю, что немощен. Но вспоминаю об этом сразу, как оказываюсь в спальне. Как мы ложимся в постель и Майя придвигается ко мне, целует в плечо и забирается сверху. Я ее хочу. Я хочу ее всегда. С этим врач не соврал у меня все в порядке, но меня все равно удручает тот факт, что я не могу развернуть Майю к себе спиной, уткнуть ее носом в подушку и трахать, трахать, трахать до хриплых гортанных стонов.
Майя насаживается на мой член сама. Ее волосы разметались по плечам, с губ слетают громкие стоны, она упирается руками мне в поясницу. Несмотря ни на что, у нас обоих всегда есть оргазм. Майя кончает бурно, громко, никогда не сдерживается, потому что детская комната дальше и туда не доносятся звуки. В этот раз все немного по-другому. Майя заведена сильнее обычного, я вижу это, считываю и снова ревную. Сжимаю руками ее за бедра, помогаю насаживаться на вздыбленный колом член.
Она кончает первой, а мне требуется куда больше времени, потому что мысли крутятся вокруг причины ее перевозбуждения. Я давно не помню ее такой, не помню, чтобы она так стонала, чтобы кричала, чтобы облизывала губы…
Почему она такая именно сегодня? Сегодня, когда задержалась на работе. Мысли съедают, из-за чего оргазм выходит смазанным. Я не концентрируюсь на нем, не могу, хотя говорю себе, что бесполезно думать о том, о чем думаю я. Майя бы не стала изменять, не стала бы увлекаться кем-то другим. К измене моя жена относится очень отрицательно. И все равно я не могу быть спокойным, накручиваю, обнимаю ее крепче, чем обычно.
— Демьян… — тихо говорит Майя, когда лежим вместе.
У меня что-то внутри лопается, потому что представляю, что скажет она сейчас что-то неприятное.
— Я беременна. Сегодня была в клинике и поэтому задержалась.
Все мысли о любовнике моментально улетучиваются, а я чувствую себя идиотом. Смотрю на жену неверящим взглядом и думаю, что времени для встать у меня еще меньше. Я хочу встретить хотя бы второго ребенка, стоя на ногах.
Эпилог. Часть 1
— Ну же, мамочка, тужьтесь!
Я просыпаюсь в холодном поту и прижимаю к себе дочку, которую родила только вчера вечером. Ужасы родов все еще меня преследуют или… или же это крик уже к другой роженице, но я, вроде как, нахожусь далеко от родильного зала и не могу слышать приказы. А вот крики…
хочется заложить уши.
Перевожу взгляд на Ясю, которая мирно посапывает у меня под боком и проваливаюсь в воспоминания вчерашнего вечера. Они болезненные и, вместе с тем, очень желанные и важные. Яська появилась на свет в двадцать три тридцать. Громкая, мокрая, ревущая во все горло девочка, которую я ждала вместе с любимым человеком.
Мысли к Демьяну перешли как-то неожиданно. Он приезжал ночью, видел Яську, поцеловал меня и слезно поблагодарил за дочь. Если я когда-то и была обижена или разочарована им, то сейчас эти чувства улетучились, уступая место любви. Удивительно, но Демьяна в инвалидном кресле я люблю куда больше Демьяна, который мог ходить и сутками пропадал на работе.
Наверное, это ненормально и правильно так думать, но эти мысли — единственное, что способен сгенерировать мой невыспавшийся мозг после продолжительных родов вечером.
Я крепче прижимаю к себе Яську, которую мы назвали в честь моей подруги, потому что я безумно по ней скучаю и потому что несмотря ни на что она единственная, кто всегда оставался рядом со мной. Засыпаю, вдыхая детский запах.
— Подъем! Утренний обход.
Я все еще не выспавшаяся и растерянная смотрю на докторов, которые зашли в нашу палату, чтобы осмотреть меня и дочку. Тру глаза, все еще ничего не понимая, и поднимаюсь уже тогда, когда вся делегация собирается на выход.
— С ребенком все в порядке, — говорит мне медсестра, явно заметив мой обеспокоенный взгляд. — Вы себя хорошо чувствуете?
— Да, спасибо.
Она уходит, а я прикладываю Яську к груди, перекладываю в кроватку и кое-как привожу себя в порядок. Выхожу из палаты в коридор, чтобы спросить у медсестры, когда будет завтрак. Оказывается, после родов во мне проснулся просто зверский аппетит.
— У нее муж инвалид, нечему завидовать, — так и застываю на полпути к медсестринскому посту рядом с дверью, ведущей в соседнюю палату.
— Инвалид? — ужасается другой женский голос.
— Да, вчера видела. Он приезжал на коляске.
— А я думала… У нее палата своя, все не так, как у нас. И душ там, наверняка.
— Да только наши мужья ходят, а ее — нет.
— И то верно.
Я заставляю себя идти дальше, потому что очень сильно хочется распахнуть дверь в эту чертову палату, зайти внутрь и высказать этим дамам все, что я о них думаю. Усилием воли только вынуждаю себя идти дальше. То, что Демьян в инвалидной коляске, никогда меня не волновало. С момента, как я об этом узнала. И потом, когда мы…
Я резко останавливаюсь. На одном месте, словно вкопанная. Пытаюсь вспомнить, когда мы с ним куда-то выбирались. В магазин или, например, ресторан. В парк выходили, конечно, потому что гуляли с детьми, но так, чтобы собраться в ресторан, к примеру. Один раз только. И то, когда я пришла, Демьян меня уже ждал. Да и ушли мы тогда неожиданно. Я отошла в туалет, а когда вернулась, официант сказал, что мой спутник ждет меня на улице.
— Вам плохо? — рядом со мной останавливается медсестра. — Вы так побледнели!
— Нет, я… — силюсь вспомнить, зачем вышла. — Когда будет завтрак?
— Через несколько минут начнут разносить по палатам. Пойдемте, вам не нужно так рано вставать, вы едва держитесь на ногах.
Медсестра помогает мне дойти до палаты и забраться на кровать, мило улыбается и спрашивает, не нужно ли мне что-то еще, кроме завтрака. Отрицательно мотнув головой, продолжаю теряться в воспоминаниях, чтобы найти там подтверждения тому, что Демьян стесняется своего положения и очень редко появляется со мной рядом. Практически никогда. Даже на мероприятие, устроенное на работе, он не приехал, сославшись на отравление. Я тогда поверила, а теперь… теперь слезы жгут глаза.
Я не хотела видеть, замечать даже очевидного — Демьян стеснялся себя. Ему было неуютно находиться рядом со мной в инвалидном кресле, а мне… я этого даже не замечала, потому что любила его безоговорочно. Для меня было неважно, что он в инвалидном кресле, что не может ходить. У нас, по моему мнению, все было прекрасно. И только сейчас, услышав разговор двух незнакомых мне женщин, я вдруг понимаю, как нас наверняка воспринимают со стороны. Для меня неважно чужое мнение, но оно, судя по всему, очень важно Демьяну. Каждый раз, когда мы куда-то шли, он, вероятно, сталкивался с косыми взглядами, а, может быть даже и со словами, хотя он по-прежнему не выучил язык так же хорошо, как и я.