Есть! Внутри меня все ликует. Теперь осталось незаметно пробраться к Марку в кабинет и устроить поиски. Жаль, что времени не так много. Максимум минут тридцать, чтобы ни у кого не возникло вопросов.
Удостоверившись, что на первом этаже никого нет, мигом проскакиваю в кабинет. Сердце волнительно бьется в груди. Чувствую себя шпионом. И конечно же, на видном месте папки нигде нет. Чего и стоило ожидать. Наверняка она хранится в каком-то очень укромном месте…
И почему-то в этот момент вспоминаются кадры из какого-то фильма, где в книжной полке скрывается потайная дверца, в которой хранится то, что так необходимо найти главному герою. Чем черт не шутит? Но обыскав все детально, ничего такого не нахожу.
От досады хочется выть. Внутри поглощает противное чувство безысходности. Как вдруг мое внимание привлекает самый верхний ящик, в котором красуется замочная скважина. Слишком высоко. Беру стул и забираюсь на него. Достаю из волос шпильку, и принимаюсь вскрывать замок. В более юном возрасте я часто проделывала такие махинации, когда отец запирал меня дома и никуда не выпускал. Вот тогда-то я и научилась вскрывать замки, чтобы втихаря от папы выбираться на встречи с друзьями и вечеринки. Папа… воспоминания об отце болезненно ударяют в самое сердце.
На удивление замок не отличается сложностью конструкции, а больше похож на тот, что находится в ячейках для хранения вещей в супермаркетах. Поэтому я за несколько секунд без труда взламываю замок.
И там я нахожу ту самую папку. Волнение растет. Пульс зашкаливает. Быстро спрыгнув со стула, принимаюсь рассматривать то, что хранится внутри. Наше с Максом фото, затем свидетельство о разводе, брачный контракт, выписка из больницы… В общем-то, ничего нового для меня. За исключением самого последнего листка. Предсмертное письмо отца… Марк не говорил, что оно хранится у него и никогда его мне не показывал. Трясущимися руками засовываю письмо в сумочку, и спешно покидаю кабинет. Сколько там времени прошло? Двадцать пять минут. Надеюсь, ни у кого не возникнет вопросов, почему я так долго искала свою выдуманную «утерю».
Меня всю трусит. На ватных ногах выхожу во двор. Я хочу, и одновременно боюсь прочесть это письмо. Увидев стоящего у ворот охранника, натягиваю дежурную улыбку.
— Валерия, — окликает он меня, едва я подхожу к выходу. — Нашли то, что искали?
Нервная дрожь очагами разносится по всему телу.
— Нет, к сожалению. Придется оформлять новые, — с грустью вздыхаю. Охранник с сочувствием вздыхает в ответ.
— Можно вас кое о чем попросить?
— Да, конечно.
— Не говорите Марку, что я приезжала. Он итак постоянно меня ругает за растерянность, узнав, что я потеряла еще и права, точно всыпет мне по самое не хочу, — издаю саркастический смешок, стараясь казаться легкой и непринужденной. Всем своим обаянием пытаюсь загипнотизировать сотрудника.
— Хорошо. Не переживайте, я ничего ему не скажу, — с понимаем отзывается охранник и я с благодарностью ему улыбаюсь.
— Спасибо.
Выйдя за двор, перехожу с быстрого шага на бег. Несусь к машине Макса на всех порах, едва не спотыкаясь буквально в нескольких метрах от него.
— Нашла что-нибудь? — с надеждой в голосе и глазах интересуется у меня Макс, заводя машину и резко давая по газам.
— Да…
Глава 21
Максим
— Можно взглянуть? — осторожно задаю вопрос, когда паркую автомобиль в своем дворе. Лера всю дорогу сверлила взглядом эту записку. Вздрагивает. Молча протягивает мне листок.
А там написано лишь несколько строк:
«Это я убил Диану Аверину. Я больше не могу с этим жить. Простите меня»
— Это не папин почерк, — сухо произносит Лера, обняв себя за плечи. Она подавлена. Знаю, что ей больно. Все бы отдал сейчас, чтобы излечить ее боль. Смотрю на четко очерченные буквы. Каллиграфический почерк, я бы сказал. Не похоже, что человек перед самоубийством стал бы так изящно выделять каждую букву. В голову, словно молот, ударяет озарение.
— Пойдем ко мне. Кое-что покажу, — выскакиваю из машины, хватаю Леру за руку и быстрым шагом тащу за собой.
Лера без каких-либо эмоций молча плетется за мной. Взгляд пустой. Когда заходим в лифт, бережно сгребаю в охапку.
— Я не верю, что он сделал это. Хоть убей, не верю, — тихо всхлипывает, уткнувшись лицом в мое плечо. Хоть я и никогда не испытывал симпатии к Павлу Григорьевичу…да что там говорить, мы были врагами, причем вели открытую вражду. Но по-человечески мне его жаль. И что-то мне подсказывает, что за этим стоит кто-то еще.