Андрей, раздув ноздри, кивает. Челюсть на бок ведет, злится. Мне ой как знакома мимика. Значит зацепила самое болючее.
— Пока не буду переубеждать ни в чем, — говорит очень тихо, но я слышу каждый звук в шумном потоке. — Упивайся. Только я еще раз говорю, я не изменял!
— Правда? Да плевать мне, Андрей. Что твои слова, когда все видела своими глазами. Мне пора.
— Ну да. Иди. Имей в виду, не последний разговор у нас.
Быстрее желаю уйти. Дохожу почти до середины пешеходного и возвращаюсь. Основа рушится, вперед вырываются чувства. Хочу знать почему. Может неправильно, что поддаюсь порыву, а перебороть сил нет. Три дня в дичайшем напряжении, под воздействием препаратов летят на дно псевдо-рационализма.
Андрей дергается навстречу, но мой, наверняка, безумный вид останавливает. Подлетаю, хватаю за рукава рубашки и трясу. Выплескиваю боль, вытаскиваю наружу уродливый всплеск.
— Что тебе не хватало? Скажи. Ну! — ткань трещит под пальцами. — Что? Уюта? Разнообразия в еде? В сексе? Андрей, ответь.
— Ира, остановись.
Он пытается осторожно высвободится и обнять.
— Нет. Не дотрагивайся, — прорываю ногтями ткань. — Я растолстела? Так это декрет, Андрей. Так бывает, понимаешь?
— Не в этом дело.
— А в чем? — и тут до меня доходит окончательно.
Не в этом дело.
Ха, твою мать! Оговорочка. Значит все же было. Было!
Больно как, мамочка. Больно…
— Ирин, ты… — рубит ладонью, разрывая ткань окончательно. Заметив мою перемену, взволнованно прочесывает пятерней волосы. — Да блядь! Я не оправдываюсь. И ты не потолстела. Я тебя люблю, понимаешь это или нет?!
Нет дела до мимо идущих людей. Жизнь рушится в бездну. Оттуда не вылезти, не спастись от адского пламени безнадеги. Мне плевать.
На всех плевать.
— Закрой свой рот. Ненавижу! — припечатываю сквозь слезы. — Я тебя ненавижу!
Глава 4
— Не ори! — осекает Игорь. — Что разошелся?
Смахиваю со стола папки с бумагами. Размолотить бы все в щепы, да не получится. Распатронивает кишки. Разматывает и растаскивает, только сделать ничего нельзя. На хуй я повелся на Виноградову?
В тот вечер обстановка вела на кураж. Кампания вырвалась на новый рубеж. Другой уровень маячил красивой жизнью и башнесносящими перспективами.
Отмечать победу начали еще в офисе. Шеф раздобрился, выставил ящик элитного пойла. Все было нормально, пока Санек не включил любимую певичку сотрудниц.
Я — царица, блядь.
Раздухарившись, Катька влезла на стол. Исполняла она знатно, даже у Степаныча челюсть подвисла. Виляла жопой так, что привстал у всех, зуб даю. Пойло выпивалось с охренительной скоростью, душе хотелось праздника. С широты души шеф оплатил шикарную випку в ночнике, а сам свалил домой, наказав оторваться как следует.
И понеслась душа в рай.
Дикое веселье все больше шпарило. Несло на крыльях охуительной надежды. Я чувствовал себя королем. Потеревшись с девками по углам, набрал жене. Успокоил, сообщил что скоро буду. Но меня еще перло, я хотел полихачить.
Кровь дурниной кипела, когда представлял, что теперь смогу сделать для своих. Наконец, дам многое. Иру осыплю достатком, дочери накуплю всякого-разного. Да всё изменится, вся жизнь. Сегодня не планировал позволять себе лишнего. Одно дело просто пофлиртовать. Любого мужика держит в тонусе понимание, что ты еще ничего. Но присунуть — совсем другое.
Акела промахнулся!
Сука! Как так могло получится, не знаю. Всего-то собирался подбросить до дома и такой косяк. На хера пустил Катьку в машину, за каким хером?
— Я, блядь, не ору еще.
Наплевав на все, распахиваю окна в кабинете. Отщелкиваю сигу. Никотин до жопы продирает, потому что за одну тягу половину в труху превращаю. Выбрасываю бычок на улицу. Вдохнув напоследок воздух, с размаху захлопываю раму.
— Блядство!
— Андрюх, ты че? С дуба рухнул?
— Нормально все.
Игорь знает меня тысячу лет, поэтому разговариваем на повышенных без проблем. Но видит бог, что даже если бы президент был, то орал бы также. Слишком печет за грудиной. Сжирает боль, стыд. По дочке соскучился до выворота костей. И вот парадокс, что в той жизни не особо пекся, делал что требуется. Ну есть дочь и есть, а теперь вылущивает меня. Как оборотня раскурочивает.
Злюсь на Иру. Хуле уперлась, неужели нельзя нормально поговорить? Трубки бросает, на контакт не идет. Развод. Развод. Талдычит, как заведенная.
— Может расскажешь?
— Ира меня бросает.
— Ни хуя-я-я.
У Игоряна такое охреневшее табло, что в другой ситуации поржал, но не в этот раз. Я с таким же с тех пор хожу, как вышвырнула из дома. Он трет лоб и взглядом провоцирует на дачу информацию, типа, давай дальше.