— Думаешь, мы слепые? Ты работала на Гольдберг, а та контактировала непосредственно с Андреем, и не все между ними было гладко. И чем это таким вы были заняты, что даже трубку поднять не могли?
— Да трахались мы, чем же еще! — возмущенно выкрикнула Ксюша. — А тебе бы только названивать! А если б я вам в такое время типа названивала, это как?
Вера раньше полагала, что такие смуглые, как Марат, не краснеют. Не тут-то было! Кровь проступала даже сквозь смуглоту.
— Николай Петрович, — с трудом выдавил он, — вы простите… я не думал как-то… то есть…
— Даже я не думала, — уважительно констатировала Элеонора Павловна. — Во конспирация, а? Впрочем, с твоей Татьяной иначе нельзя. Она же тебе жизни не даст!
Николай Петрович смотрел на Ксюшу с такой горькой укоризной, что та не выдержала.
— Ну, я же не нарочно! Просто этот козел Марат меня достал. Ну, чего такого? Никто твоей бабке старой не скажет. Мы с ней и не видимся даже!
Незадачливый любовник лишь глухо застонал и схватился за голову. Похоже, жены он боялся до потери сознания. Вера даже и не представляла себе, что подобное бывает.
— Интересно, а этот-то зачем тебе нужен? — потрясенно осведомилась Ира.
— Так он хороший, добрый, — простодушно ответила Ксюша.
— Потрясающий аргумент!
— А ты бы к ней не лезла! — с неожиданной злобой процедил Влад. — Она, по крайней мере, не врет.
— Как будто я вру!
— А будто нет? Между прочим, после того убийства менты первой допрашивали именно тебя, а ты свалила на Ксюшу.
Ира пожала плечами.
— По-моему, первая была она.
— А твердо помню, что ты!
— И я помню! — пискнула Ксюша.
Влад продолжал:
— И все твое поведение в последние дни… этот старый козел исходит слюной…
— Он не старый и не козел, — вскинулась Ира. — А тебе должно быть стыдно наговаривать на меня только потому, что я… что другие нравятся мне больше, чем ты!
— Ирочка, успокойся, — улыбнулся Сергей. — Не стоит принимать все так близко к сердцу.
Некоторое время царило молчание, затем все понемногу вернулись к привычным рабочим делам. Вера почувствовала, что пора уезжать.
— Я довезу тебя, — узнав ее намерения, предложил Сергей.
Но, стоило ей оказаться на лестнице, туда же выбежала Ира. Она огляделась, убедилась, что Сергей уже внизу, и быстро, горячо зашептала:
— Вера, ты можешь обидеться на меня, но я все равно скажу! Ты так доверяешь этому человеку, а он… он ненавидел Лизу! Он совсем не такой, как кажется на первый взгляд. Просто он умеет заморочить женщинам головы, а на самом деле… Будь с ним осторожна, прошу тебя!
— Да за что ему ненавидеть Лизу, Ира?
— За то, что она ему отказала. Ты веришь в его платоническую страсть? В платоническую страсть такого бабника? А я знаю, что это не так, я сама однажды застала… В общем, Лиза высмеяла его, а он из тех, кто…
— Вера! — позвал Сергей. — Ты где?
Ира вздрогнула и скрылась. Вера вышла во двор. Рядом с машиной стояли Сергей с Маратом.
— И все-таки, — шутливо, но настойчиво говорил Сергей, — ты покаялся не во всем, а ведь у нас сегодня день откровенности! Почему ты так боишься Веры, а? Вроде бы не такая она и страшная.
Марат посмотрел на Веру и вдруг спросил:
— А ваша сестра ничего вам обо мне не рассказывала, Вера Дмитриевна?
— Я не помню. А что?
— А, где наша не пропадала! Откровенность так откровенность. Распустил я как-то с нею руки. Вот и не хотел этого, да черт попутал! Больно она хороша, крыша едет. Ну, и получил от нее по рукам — совершенно оправданно получил, и инцидент спокойно завершился. Но если бы об этом узнал Величко, неприятностей не оберешься, это точно. Я даже и сейчас предпочел бы, чтобы он не знал.
— Даже и сейчас? — удивилась Вера.
— Ну, — несколько смешался ее собеседник, — наверное, сейчас он бы отнесся к этому спокойнее.
— Потому что увлекся Ирой?
Марат неопределенно хмыкнул и вернулся в офис. Вера села в автомобиль.
Глава 14. Обыск
— Что, очень худо? — сочувственно поинтересовался Сергей.
Да, ей было худо, но она надеялась, он и помыслить не мог, почему. Как ни совестно было Вере, смерть Риты отступила на второй план. На второй план отступил даже тот страшный факт, что сестра томится в заключении — все померкло перед одной ужасающей мыслью. Вот он сидит, недавно еще посторонний, а сейчас почему-то близкий, почти родной человек, мужчина, к которому по-прежнему хочется прижаться, прикоснуться, его руки лежат на руле, его подвижное лицо выражает целую гамму различных ощущений. Так неужели он — убийца?