— Сергей Дмитриевич… он… В общем, самолет упал на взлете.
— Упал? — выдыхаю практически бесшумно и приземляюсь назад в кресло. Накрываю грудную клетку ладонью и сжимаю в кулаке крупный золотой кулон, который гранями врезается в мои побелевшие пальцы.
— Упал, — повторяет водитель.
— А Сережа? — спрашиваю сипло. — Сережа жив?
— Не знаю пока. Мне доложила охрана. Надо ехать в аэропорт, чтобы узнать. Я выезжаю. Подумал, вы бы хотели поехать со мной.
— Д-да, — шепчу. — Я только сейчас. Сейчас.
Начинаю метаться взглядом по комнате, не понимая, что мне нужно сделать. Задерживаюсь взглядом на своих пушистых тапочках цвета пыльной розы. Понимаю, что нельзя ехать ни в них, ни в домашнем велюровом костюме. Но не понимаю, что нужно сделать, чтобы это исправить. В висок колотится мысль, что же я буду делать, если с Сережей что-нибудь случится?
Глава 2
— Частичная потеря памяти, — резюмирует врач после того, как вывалил на меня кучу дополнительной информации.
— Что это значит? — спрашиваю, сжав на груди полы наброшенного больничного халата.
— Это значит, что ваш муж может чего-то не помнить. У него черепно-мозговая травма. Возможно, после того, как окончательно придет в себя после всех манипуляций, память, восстановится. Простите, мне нужно к другим пациентам.
Я открываю рот, чтобы задать еще какой-нибудь важный вопрос, но в голове только белый шум. Я не помню, что нужно спрашивать. Растерянно осмотревшись вокруг, бреду к палате мужа. Приоткрываю дверь и, заглянув, шумно выдыхаю. Прохожу внутрь, закрыв за собой дверь, и становлюсь возле большой кровати.
Кожа Сережи бледная с синевой, на лице гематомы, из носа и рта торчат трубки. Аппарат пиликает, нарушая безмятежную тишину палаты. Раздражает. Будто отсчитывает минуты его жизни.
Сев на стул рядом с кроватью, беру Сережу за руку и прижимаюсь к ней лбом. Плачу и шепотом прошу прийти в себя. Признаюсь в любви, обещаю деток, которых он так хотел. Я готова сейчас отдать все что угодно, только бы он не покинул меня!
Дверь палаты открывается, и я, вытерев слезы, поворачиваю голову. Едва сдерживаюсь, чтобы не скривиться, потому что на входе стоит партнер Сергея, Андрей Сергеевич Добрынин со своей драгоценной дочкой Виолеттой. А эта-то чего приперлась? Посмотреть на то, как умирает мой муж?
— Здравствуй, Александра, — Андрей Сергеевич подходит ближе и качает головой.
— Здравствуйте, — отвечаю и снова смотрю на мужа.
— Как он?
— Пока без сознания. Еще слишком мало времени прошло. Вчера сделали операцию. Сегодня Сережа ненадолго приходил в себя, но меня здесь не было. Врач говорит, что у него частичная потеря памяти.
— Правда? — Я перевожу взгляд на Добрынина, потому что мне показалось, что в его голосе сквозила заинтересованность. — И как скоро он все вспомнит?
— Прогнозов врач не дает. Сказал, что, может, никогда и не вспомнит.
— Что ж, будем надеяться на лучшее. — Добрынин сжимает мое плечо. — У нас с Сергеем незакрытая сделка, нужна подпись на документах. Ты, как прямая наследница…
— Что вы такое говорите? — я подскакиваю со стула. — Какая наследница?! Он ведь еще жив!
— Тише-тише, Александра, не кипятись. Просто Сережа будет сокрушаться, если сделка не будет закрыта.
— Я не буду ничего подписывать! Скоро он придет в себя и сам все сделает.
— Хорошо. Но затягивать нельзя.
— Да у меня нет доверенности на подписание документов!
— Есть. Сергей сделал. Там не хватает только твоей подписи. Тебе достаточно заехать к его юристу, подписать, и после этого ты можешь участвовать в его бизнесе от его имени.
— Нет, — отрезаю. — И вообще вам пора. Сергею нужно отдыхать.
— Да, мы, пожалуй, поедем. Но ты подумай насчет документов. Хорошая сделка может сорваться.
— Я уже подумала. Поправится, сам все подпишет.
— Выздоравливай, Сереженька, — тихо произносит Виолетта и гладит его по руке, стоя с другой стороны кровати.
Когда только успела туда подойти? Хочется отбросить ее руку, но затевать драку в больничной палате вряд ли хорошо. Так что мне остается только, скрепя зубами, смотреть на то, как хищный красный маникюр соскальзывает с кожи моего мужа, и наконец Добрынины покидают палату.
Заняв свое место на стуле, я глажу руку Сережи и разговариваю с ним. Прошу прийти в себя, не бросать меня, не пугать. А потом так и засыпаю в скрюченном положении. Утром, когда врач приходит на обход, я по его просьбе выхожу из палаты.
— Александра Ивановна, — водитель подскакивает с пластикового стула в коридоре. — Вам нужна помощь?