Открываю глаза шире и первое, что замечаю — лицо Марка. Так близко от меня, что даже в полумраке комнаты вижу блеск в его глазах, и протянутую ко мне руку — руку, которая почти коснулась моего плеча.
Я перевожу взгляд вслед за его движением и замечаю…
О господи, домашнее платье, такое удобное для кормления, распахнуто с одной стороны и я полулежу, перед своим мужем с бесстыдно оголенной грудью, к которой он тянет руку!!
— Ты что? — шарахаюсь от него в сторону, скрещивая перед собой руки. Дыхание сбивается, от двусмысленности ситуации румянец заливает лицо и сползает по шее. Господи, как это ужасно!
— Прости, Мира, — Марк отодвигается, поднимая ладонь кверху, на его лице явное смущение, — я переложил Колю в кроватку и просто хотел прикрыть тебя пледом. Ничего… неприличного.
Говорит и горько хмыкает после паузы. Я отворачиваюсь, чувствуя как сердце болезненно толкается в грудь. Сажусь, отворачиваюсь от Соболевского и поправляю завязки и застежки, затягивая вырез плотнее.
Хочется провалиться на месте, так все это неловко! Мы живем в одной квартире, мы спали, в конце концов, в одной кровати, где Колю и зачали, но столько между нами всего случилось, что я не могу не испытывать неловкость.
Но и забыть, как тепло становится, когда Марк рядом, тоже не могу. Кажется, будто только когда он дома, все как положено. Но эти чувства обманчивы и порочны, и я из последних сил стараюсь затолкать их куда подальше, правда, с каждым разом дается мне это все труднее и труднее.
— Я вижу, как ты устала, — говорит Марк негромко, я полуоборачиваюсь к нему, — Мира, ты у меня такая маленькая, хрупкая. Я не представляю даже, как ты выносила и родила Колю, какой это большой труд. И даже сейчас на руках носить — я, бывает устаю, а ты целый день. И не жалуешься.
— Как я могу жаловаться? Главное, что он жив, остальное пустое все.
Говорю, а у самой голос дрожит. Признание Марка отдается жаром внутри, будоражит кровь, и я не знаю, куда деть собственные руки. Мне приятно, что он замечает такие банальные вещи, о которых не принято говорить вслух.
Он подходит ближе, расстояние между нами сокращается до минимального, и я напрягаюсь, как сжатая пружина. Но когда большие, теплые ладони опускаются на мои плечи, я послушно их расслабляю, закрывая глаза.
Всего на одну минуточку, это же не так страшно? Мне нужно совсем чуть-чуть, вот это самое мгновение, когда Марк шепчет мне что-то, а его руки уверенно разминают мышцы. Немного больно, но чертовски приятно и я позволяю себе закрыть глаза и откинуться назад.
Мне бы остановиться, оттолкнуть его, пока не поздно, но кажется, что я уже не успела, потому что Марк прижимает меня вдруг к себе сильно-сильно.
И я жалобно шепчу ему, что не надо, пожалуйста, что кто-то из нас двоих должен быть сильнее, и пусть это будешь ты, раз я не могу, но он не слышит, не слушает.
— Тише, Мира, я просто хочу надышаться тобой, — жаркий шепот в уши, от которого мурашки бегут волной по всему телу, и сердце трепещет как крылья бабочки.
Он и вправду шумно втягивает воздух, прижимаясь лицом к моей макушке, а мне горячо, и колени мягкие, как желе.
Мне страшно. Я боюсь саму себя и тех чувств, что пробуждаются внутри меня от этой тесной близости, и кажется, что все мое благоразумие в одночасье покидает голову.
Но все же, собрав остатки воли, я разворачиваюсь резко, чтобы разорвать объятия. И в этот же миг Марк точно специально опускает голову.
Мы сталкиваемся губами, всего лишь скольжение кожи по коже, но оно вызывает бурю внутри. Комнату озаряет миллион искр, которые мы вышибли соприкосновением, я задерживаю испуганно дыхание, ахая.
А Марк просто накрывает мои губы своими, и поцелуй его нежный, но одновременно жадный и требовательный. Он подтягивает меня ближе, с каждый секундой все больше и больше завладевая моим телом. Руки его скользят по обнаженной коже предплечий, касаются шеи, зарываются в волосы, и мне невозможно просто сдержать стон.
— Как же я соскучился по тебе, Мира, — шепчет он, и я понимаю, что скучала не меньше, и что чувства мои совсем не исчезли, наоборот.
Вот только что делать с этим?
Но я не успеваю ни ответить, ни задуматься о том, что я творю. Жалобный плач из детской кроватки возвещает о том, что проснулся наш сын, и я, резко вспомнив, где нахожусь и чем занимаюсь, поспешно отодвигаюсь от Соболевского и подрываюсь к кроватке.
— Мама здесь, мой хороший, я рядом, — с излишним энтузиазмом беру на руки Колю, который морщит нос и на что-то жалуется недовольным криком.
Мне просто нужно занять дрожащие руки и не смотреть на Марка, потому что сейчас я отчетливо понимаю, что натворила.
Боже мой…
Глава 46
Утром я с каким-то удивлением понимаю, что вчерашний поцелуй не только не размазал меня окончательно, напрочь загубив способность здраво мыслить, но и придал сил. Не знаю как это получается у Марка. Была уверена, что за последние полгода он утратил свою силу влияния на меня. Но сейчас я понимаю, что ни черта не изменилось. Где-то на подсознательном уровне он все так же остается моей опорой. Что ж, тем хуже для него. Потому что именно эта опора и помогает мне окончательно расставить точки над и.
— Мать сказала, что ты оказалась от ее помощи, — разводит он руками, когда я нахожу его на кухне.
И от этого мне вдвойне тошно. От того, что находясь в своей собственной квартире, моему мужу приходится как-то объяснять свое присутствие. Оправдываться. Скажи мне кто еще год назад, что моя счастливая семейная жизнь обернется таким фиаско, я бы рассмеялась им в лицо. Но сейчас это горькая правда. От прежнего счастья остались лишь осколки. И виноваты в этом только мы. Своими руками сломали тот идеальный кусочек счастья. И продолжаем ломать. Ранимся осколками, истекаем кровью, но продолжаем хвататься руками за острые края. Что ж, пришло время покончить с этим. Слишком много боли мы друг другу причинили.
— Верно, — заявляю безэмоционально. — Но это не значит, что я нуждаюсь в твоей, Марк. Я справлюсь, ты можешь идти заключать свои важные контракты. Уверена, твои подчиненные совсем заскучали без тебя.
Смотрит на меня удивленно, будто вовсе не понимает о каких подчиненных речь. Мне что, нужно произнести ее имя вслух? Опуститься до грязных фактов и закатить самую настоящую сцену ревности с битьем посуды и обещанием повыдирать волосы гадкой разлучнице?
Когда-то Марк заверил меня, что все что связано с Татьяной, осталось в прошлом. Я спросила его тогда почему бы не расстаться с ней не только в личном плане, но и в профессиональном. Боялась показаться склочной ревнивицей, но все равно задала тогда этот вопрос.
Но муж заверил меня, что Татьяна знает слишком много нюансов о компании и допустить ее переход к конкурентам было бы не только глупо, но и опасно. И я ему поверила. Не только в этом. Но и в том, что между ними никогда не было чувств. Не было и сотой доли того, что есть у нас. Не мои слова, Марка. И тогда у меня не было причин ему не доверять.
Сейчас же, после всего, что произошло за последние месяцы, с сожалением констатирую, что теперь у меня нет причин ему доверять. Точка. Слишком часто он меня предавал.
— Мне будет спокойнее, если я останусь, — произносит он, отставляя ноутбук в сторону.
— А мне будет спокойнее, если… — начинаю и тут же сдуваюсь под его взглядом.
— Пожалуйста, не надо, — просит он. Фразу не заканчивает, но мне кажется, я буквально физически ощущаю, как между нами зависает продолжение: мы уже видели, что случается, когда ты остаешься одна, Мира. Ни к чему хорошему это не приводит.
— Я справлюсь, — твердо заявляю. Этой ночью я долго не спала и успела взвесить все за и против. Я извлекла уроки из прошлых ошибок. Я буду более внимательной. Более ответственной. И главное, более спокойной. Не в моих правилах винить окружающих в своих бедах, но если бы свекровь не допаивала сына водой, как я просила, у меня бы не случился лактостаз. А если бы не случился лактостаз, я бы не умирала утром со стыда и не убежала трусливо из дома, гонимая воспоминаниями о том, как Марк мне помогал.