— Я справлялась без твоей помощи долгие полгода. И поверь мне, позаботиться о том, чтобы наш сын выжил было гораздо сложнее, чем заботиться о нем сейчас.
— Ты сбежала, Мира! — Взрывается он. В этот момент, впервые за долгое время я вижу его неприкрытые обнаженные эмоции. Кажется, что чувствую его боль каждой клеточкой своего тела. — Ты не дала мне шанс быть рядом! Помогать тебе, справляться со всем этим вместе с тобой! Мы оба родители, черт возьми! Я должен был пройти через все это вместе с тобой, но ты украла у меня этот шанс! Ты просто сбежала, оставив меня одного. Наедине с самыми жуткими мыслями. Ты скрыла от меня сына! Заставила думать, что мы потеряли ребенка… Что…
— Я боялась, Марк, — произношу совсем тихо. Одними губами. Словно воздух между нами пропитан ядовитыми парами и я боюсь даже вдохнуть его. — Боялась, что ты навредишь нашему сыну. Я не собиралась скрывать, — каждое слово дается мне с трудом, но я не могу молчать. Не тогда, когда он смотрит на меня так. Будто все еще любит. Будто мое предательство его убивает. — Я бы сказала тебе после… операции.
— Но почему? Как ты могла подумать, что я могу навредить нашему ребенку? После того, что я и так сделал своими ущербными генами…
Эти слова бьют меня наотмашь. Точнее нас. Мы оба морщимся, будто кто-то проходится хлесткой плетью по коже. Будто они рассекают не только плоть, но и что-то гораздо глубже. Сердце. Душу. Само естество. И я знаю, что мои следующие слова сделают только хуже. Но и молчать уже поздно. Поэтому я прикрываю веки и хрипло выдаю:
— Я знаю о твоем разговоре с врачом. Слышала, как ты просил его избавиться от ребенка. От нашего сына, Марк.
Глава 47
В подростковом возрасте я какое-то время ходил на бокс. Отец отдал в секцию, когда заметил, наконец, что из-за напряженных отношений в семье у меня появились проблемы с агрессией. Тогда он пару раз поймал меня на стесанных в кровь костяшках и решил, что контролируемый выброс эмоций о грушу мне поможет.
Ни хрена.
Бокс это не то. В боксе есть стоп слово. Рефери никогда не позволит противнику нанести тебе смертельный удар. Тем более в юношеской лиге. Мне тогда и четырнадцати не было, насколько помню. Поэтому я очень быстро снова вернулся к уличным дракам. Они отлично помогали справляться с холодным равнодушием, в котором меня от души купали родители.
И вот сейчас после признания Миры я чувствую себя под стать. Будто все те испытания, через которые мы прошли за последние полгода были лишь поединком в боксе. Местами больно, иногда хочется сдохнуть… но так или иначе ты знаешь, что когда-то это закончится, что ты выйдешь с поля боя живым. С синяками, кровавыми ранами и может даже переломами, но черт возьми, одним целым.
Слова жены о том, что она слышала мой разговор с врачом все меняют. Это уже та самая уличная драка, исход которой нельзя предугадать. Я будто снова лежу на асфальте, а надо мной склоняются четыре старшеклассника и выписывают мне удары ногами в дешевых кроссовках. Одному из них я тогда сломал руку и его дружки решили отомстить за товарища. Месили меня знатно. Навалились все вместе и заставили действительно впервые в жизни задуматься о смерти.
Мира же справляется и без группы поддержки. Она ей попросту не нужна. Ведь своей жене я сломал не кость… я просто сломал ее. Целиком.
Она знает. Все это время знала. Жила с этой мыслью. Смотрела на меня. Принимала помощь. Хоть и сквозь зубы, но принимала. И каждый раз на фоне, наверняка, звучали те самые жуткие слова.
От ребенка надо избавиться.
Риски слишком велики.
Жена не переживет…
Чем раньше это произойдет, тем лучше.
Сколько длился этот разговор с врачом? Минуту? Вряд ли больше.
Но не прошло и дня, чтобы я его не вспоминал. Иногда осознанно, замерев посреди рабочего дня, словно в трансе уставившись на расплывающиеся цифры в документах. Иногда во сне… Но факт остается фактом, это было моим персональным адом.
По крайней мере, я думал, что персональным. На самом же деле мы варились в этом котле вместе.
В голове, наконец, складываются фрагменты пазла. Картинка вырисовывается жуткая, прямиком из хоррор фильма. Но от этого не менее яркая.
Все это время Мира знала.
Все это время она была, уверена, что я пытался убить нашего малыша.
— Я попросил доктора отменить операцию, — выдавливаю хрипло. Каждый звук раздирает горло, словно я битого стекла глотнул. Но эта боль ничто по сравнению с тем, что я чувствую в своём сердце. И что-то мне подсказывает, что она не идёт ни в какое сравнение с тем, что чувствовала Мира все это время.
— Я бы успел, — продолжаю уверять ее и себя заодно. Сколько раз я произносил эту фразу в мысленном диалоге с самим с собой? Тысячи? Миллион? Иногда у меня получалось убедить себя. Иногда нет. Но чаще я просто просыпался в холодном поту и делал все, чтобы в этот день упахаться на работе как можно больше, в надежде, что ночью не останется сил на сновидения.
— Мы этого никогда не узнаем, Марк, — выдавливает слабо. — У меня не сразу получилось убедить доктора дать малышу шанс. Может, если бы я не слышала ваш разговор, то послушно легла бы на стол и он успел выполнить твою просьбу до того как ты передумал.
— Как ты его убедила? — сиплю, блуждая взглядом по ее лицу. Я ему столько денег предложил, неужели отказался? Может, и не планировал он идти у меня на поводу? Сделал вид, что согласился лишь бы я отстал?
— Кольцо, — признается, сжав губы в тонкую полоску. — Я отдала ему обручальное кольцо.
— Ты спасла нашего сына, — заключаю глухо.
— Да, Марк. Я не позволила тебе совершить крупнейшую ошибку в твоей жизни.
— Спасибо, Мира, — прикладываю руку к своей груди и с удивлением понимаю, что сердце все ещё бьется. Странно. Я был уверен, что этот разговор окончательно меня убьёт. Чувствую себя абсолютно мертвым. Пустым. Настолько виноватым, что проживи хоть три жизни — не искупить мои грехи.
— Я думал только о тебе, малышка. Понимаю, что это не оправдание, но хочу, чтобы ты знала. Я думал только о тебе, Мира.
— В этом и проблема, Марк, — жалит меня своим холодом. Смотрит прямо в глаза, но лучше бы мимо. Потому что сейчас ее взгляд причиняет мне физическую боль. Измученный. Разочарованный. Чужой. — Не было меня. С того момента, как те двадцать тестов показали две полоски, не было меня. Я стала одним целым с малышом. Он был частью меня, понимаешь? И если бы врач тогда тебя послушал, ты бы убил нас обоих!
Мы не кричим сейчас. Боясь испугать Колю, который вертит своими большими глазами по сторонам и теребит ворот ее футболки, мы разговариваем тихо и спокойно. Но на деле, то что между нами сейчас происходит, это самый эмоциональный разговор в моей жизни. Самый жуткий. Потому что я пытаюсь оправдаться не просто за случайную ошибку, я должен каким-то образом убедить Миру, что не хотел убивать нашего сына. Того самого, что смотрит сейчас внимательно на мое лицо, того, кого люблю больше жизни.
Глава 48
Сколько хранились внутри меня эти слова, запертые в самое нутро, причиняющие боль от каждого простого движения, от биения сердца, от всего на свете. Что я не делаю, чем не занята, забыть их не получается, они всегда жужжат фоном, иногда почти незаметно, а иногда перекрывая все остальные звуки вокруг меня. Только оказывается, что сказать их вслух еще больнее. Озвучить, наконец, корень всех проблем, разделяющих как пропасть, нас с мужем. Хотя, «нас» давно уже нет. Есть только я с Колей и человек, однажды посчитавший, что может выбирать за нас обоих. И сейчас он стоит напротив меня, все такой же: высокий, красивый, некогда казавшийся мне каменной стеной. А теперь я вижу, как медленно трескается этот камень, испещряя поверхность глубокими трещинами.