С госпожой Ли не о чем говорить. Он может не разговаривать с ней всю жизнь и не испытает от этого одиночества. Нельзя сказать, что она глупа, напротив, она, как старшая сестра, опекает его, следит за ним, как воспитательница в детском доме, но это невыносимо. Госпожа Ли до тошноты практична. Ее идеал красоты – две тощие косицы, толстый слой пудры на лице, яркие платьица для Лин; ей нужно, чтобы муж зарабатывал деньги и, боже упаси, не привел в дом наложницу, чтобы вовремя возвращался со службы. А она будет ему стирать, готовить, будет кланяться гостям, поддерживать с ними разговор, провожать, когда они уходят. А потом купит подарок и нанесет ответный визит. Кажется, она кое-чему научилась в Пекине: хлестать себя по щекам, если не удается поскандалить с мужем, отшлепать Ина, когда у самой на сердце кошки скребут. Лин жена не трогает – ведь она девочка; может лишь ткнуть ее пальцем в лоб. Все ее интересы сугубо практичны, в то время как Лао Ли витает в облаках. Госпожа Ли хотела извиниться, но муж не любил разговаривать, ходил мрачный, как туча, и не обращал на нее никакого внимания. Он готов был простить Жену, однако мысль об этом нагоняла тоску. Он презирал себя за эгоизм, а сам думал: «Я и так чересчур снисходителен, принес себя в жертву».
Госпожа Ma-младшая в какой-то мере отвечала его идеалу, была спокойной, независимой и не скучной. А положение брошенной женщины восполняло все, чего не хватало. Но и она слишком земная, в Лао Ли видит только мужа соседки. Он было принял ее за идеал, но она разрушила его мечты. И все же она лучше других, и он не может ее забыть.
Лао Ли с нетерпением ждал возвращения беглеца. Интересно, как встретит его госпожа Ma-младшая? На службу идти не хотелось. Уволят – и пусть. О Чжан Дагэ хлопотать бесполезно. Весь мир в тюрьме, и никто никого не спасет.
Госпожа Ли не выдержала. Уже несколько дней муж не ходит на службу. Не иначе, как… Нет, я сама виновата. Не надо было ссориться, не узнав хорошенько в чем дело. Ей было и стыдно, и страшно, но она все же решила заговорить с мужем.
– Ты опять не идешь на службу? – спросила она таким тоном, словно знала, почему он не ходит. – Тебе дали отпуск? – она говорила вкрадчиво, виноватым тоном.
Муж только хмыкнул в ответ.
2
Лил дождь. Казалось, кто-то перенес на небо море и оно хлынуло вниз. Потолок в доме Лао Ли протекал, как дырявый ковш. Дети накрылись мешковиной: так интересно играть с дождем в прятки! Только найдут сухое местечко, а дождь снова льет на голову. В конце концов они укрылись под столом и с удовольствием слушали, как барабанят капли о медный поднос.
– Па, иди к нам!
Но папа был слишком велик, чтобы уместиться под столом.
Двор мгновенно наполнился водой. С юга на север прокатились раскаты грома, за ними помчались тучи. На южной стороне показалось голубое небо. Вдали сверкнула молния. Догонявшая ее туча разочарованно остановилась, вытянула шею, потом ноги и начала постепенно бледнеть, пока не стала совсем белой.
Повеяло свежестью. Переливаясь всеми цветами радуги, в лучах солнца сверкала на крыше мокрая черепица, как чешуя рыбы. Неизвестно откуда прилетели маленькие желтые стрекозы и уселись на верхушках деревьев, а большие – синие и зеленые – порхали во дворе. Листья после дождя стали похожи на отшлифованный малахит. Укрывшийся от дождя на окне мотылек расправил белые крылышки и плавно поднялся в воздух. Примостившаяся у стены улитка выпустила рожки и не спеша поползла вверх, будто хотела взглянуть на небо. Налетел ветер, с деревьев закапало, по лужам пошли пузыри. Когда же ветер совсем высушил листья, подняли головки цветы и, улыбаясь солнцу, легонько заколыхались. Ин и Лин вылезли из-под стола, выбежали во двор и заморгали… Ой!
Они взялись за руки и не сговариваясь, словно два муравья, встретившиеся на дороге, прыгнули в «море». Ин запел:
– Улитка, улитка, высунь свои рожки, высунь свои рожки, а потом головку!
Ли поглядела на облака, похожие на барашков, и тоже запела:
– Барашек, барашек, прыгни через стену… Девочка шлепала по воде всей ступней, а Ин легонько,
только носком, пока не пошли пузыри. Лин хотела последовать его примеру, подняла ножку, но потеряла равновесие и плюхнулась в лужу. Из воды торчала только ее головка.
– Ма! – что есть мочи заорал Ин.
Лин хотела открыть рот, но ее губ коснулась вода, из глаз брызнули слезы, и она заревела:
– Ма! Ма!
Был дан сигнал тревоги. Первым выбежал отец, следом за ним – мать. Госпожа Ma-младшая приняла командование на восточном направлении, на западном – появилась госпожа Ma-старшая. Папа вытащил из воды толстушку, похожую на морского кота в платье. С красного передника стекала вода, спина была в грязи. Девочка побелела от страха, открыла рот, но не заплакала – боялась матери.
– Ничего, Лин, вытирайся скорее, – сказала госпожа Ма-старшая, желая ободрить девочку.
– Ничего страшного, Лин, – утешала ее тетя Ма.
Поняв наконец, что ее не собираются бить, девчушка указала на передник и, плача, затараторила: «Он у меня новый, совсем новый», как будто это было важнее всего. А может, она сказала так, чтобы смягчить гнев матери. Мать не сердилась, однако ни разу не улыбнулась.
– Ты не ушиблась?
Лин почувствовала себя увереннее и затараторила:
– Я не ушиблась, я хорошо стояла, это вода, вода толкнула Лин, бух! – Она рассмеялась, а за нею все остальные. Мать взяла ее на руки.