- Сючжэнь, Сючжэнь, моя племянница. - Он нарочно сказал «племянница», чтобы поддразнить Сяо Чжао.
- Твоя племянница? - Сяо Чжао хмыкнул, будто в этот момент его больше всего тревожило то, что Сючжэнь - племянница Дина Второго.
- Я ее вырастил, правда, ни капельки не вру. Она все знает обо мне, а я о ней. И про вас с ней все знаю. Ват она и велела мне вас найти.
Сяо Чжао готов был прибить Дина, чтобы предотвратить неприятные для себя последствия.
- Зачем я тебе? Еще кто-нибудь знает об этом?
- Как можно! Она же доверила мне свою сердечную тайну. Я не выболтаю, буду нем, как камень.
- Посмей только выболтать! Я тебя в порошок сотру!
- Не скажу, ничего не скажу! Я только и живу господскими милостями. Ведь вы меня наградите? А я не забуду, век буду помнить.
- Говори скорее, что у тебя за дело? Подозрения Сяо Чжао сменились нетерпением. Этот Дин вымотает всю душу, пока что-нибудь скажет.
- Вот какое дело!
- Да быстрей ты, короче, не тяни, времени нет!
- Сючжэнь сейчас дома, выходить ей не очень удобно, и она просила вам передать, чтобы вы поскорее освободили Тяньчжэня, тогда можно будет поговорить с ее отцом о свадьбе. Согласится он - хорошо, не согласится - все равно барышня будет ваша. Так она и сказала. Она тоже попросит родителей, если откажут - повесится. Только раньше надо освободить Тяньчжэня, иначе она и просить не будет.
- Хорошо, иди. Я постараюсь. Держи. - Сяо Чжао бросил монету, она упала на пол. - Только смотри, если кому-нибудь хоть слово скажешь, убью, слышишь?
Дин поднял деньги.
- Спасибо, господин Чжао! Спасибо! Ни за что никому не скажу! Только вы поторопитесь! Барышня Сю - хороша, правда, хороша! Пара вы с ней, что надо! Дин с удовольствием выпьет свадебного вина! Если захотите передать ей письмо, найдите меня, я человек надежный, самый надежный.
На душе у Сяо Чжао творилось что-то непонятное. Он не хотел признаваться, что попал в любовную паутину и там бьется, как муха. Невозможно! Однако от слов Дина так и защемило сердце: свадебное вино, хорошая пара! Трудно уберечься от общераспространенной человеческой болезни - Сяо Чжао ненавидел свою слабость. Но ведь в брачную ночь он при красных свечах будет целовать ее крепкие ноги, которые наверняка никто еще не целовал! Ее румяное личико, ямочки на щеках, похожих на цветы яблони! Это было выше сил Сяо Чжао - сердце не камень.
4
Дин был очень доволен собой.
Впервые в жизни он обманул. И кого? Самого Сяо Чжао, к которому не подступишься! Да еще получил монету! Интересно! Может, он прикончит его и все обойдется? Кто знает? Не надо бояться. Страшнее не делать, чем делать, никогда не известно, что чем кончится. Будь он в молодости смелее, может, и не стал бы таким никчемным. Ладно, надо начать с Сяо Чжао! Он не считает Дина человеком, так пусть удивится! Дин не собирался стать героем, он знал себя. Геройство не для него, он только попробует. Получится, значит, можно считать, что отблагодарил Чжан Дагэ, не получится - кто знает, что тогда будет. Будущее так же туманно, как прошлое. Только в настоящем есть немного солнца. А Сючжэнь, девочка, как она мила! Его сын мог бы на ней жениться! Где он? Где жена? Дин посмотрел на проходившего мимо почтальона: всем носят письма, только ему не носят! Надо бы выпить! Деньги ведь дармовые.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
1
Лао Ли мучился: не с кем было поделиться горем. Госпожа Ли не так сварлива, как Туша или Доска, но понять Лао Ли не способна. Да и нелегко его понять. Он не поэт, не безумствует при виде прекрасного, но душа его была полна неясных видений: то чудилось ему поле пшеницы, то холм, а над ним серп луны, то ручей с травой и цветами по берегам, то всплеск воды и лягушка. Все будто в тумане. Он не сумел бы выразить это словами, но, должно быть, прекрасное представлял себе именно в виде таких картин. Столь же неясным был для него идеал женщины. Чжан Дагэ он сказал, что это поэзия. Возможно, когда-нибудь он встретит свою «поэзию», будет ее боготворить и заявит во всеуслышание: вот она - моя «поэзия». Увы, госпожа Ли была далека от его идеала.
Лао Ли хотелось полюбить женщину прекрасную, словно его видения: простую, спокойную, независимую, ясную, как месяц в небе, легкую, как облака. Не скучную, не назойливую, чтобы понимала его сразу, без слов, не смеялась над ним, читала бы его мысли. Не красавицу, яркую, как пион или гортензия, а нежную, милую сердцу, как цветок сливы или мальвы. Найти бы такой цветок. Он оросит его слезами своей души, возродившейся к жизни. Узнает, что такое счастье, сможет плакать, смеяться, бороться и всего себя посвятить любимому делу. Даже в этом мрачном как склеп обществе он будет радоваться, трудиться, постарается изменить это общество. Лишь бы рядом был верный друг. Он не думал о плотских наслаждениях. Совсем не обязательно спать в одной постели, главное, жить единым дыханием. Они могут молчать, но сердца их должны биться в унисон.
С госпожой Ли не о чем говорить. Он может не разговаривать с ней всю жизнь и не испытает от этого одиночества. Нельзя сказать, что она глупа, напротив, она, как старшая сестра, опекает его, следит за ним, как воспитательница в детском доме, но это невыносимо. Госпожа Ли до тошноты практична. Ее идеал красоты - две тощие косицы, толстый слой пудры на лице, яркие платьица для Лин; ей нужно, чтобы муж зарабатывал деньги и, боже упаси, не привел в дом наложницу, чтобы вовремя возвращался со службы. А она будет ему стирать, готовить, будет кланяться гостям, поддерживать с ними разговор, провожать, когда они уходят. А потом купит подарок и нанесет ответный визит. Кажется, она кое-чему научилась в Пекине: хлестать себя по щекам, если не удается поскандалить с мужем, отшлепать Ина, когда у самой на сердце кошки скребут. Лин жена не трогает - ведь она девочка; может лишь ткнуть ее пальцем в лоб. Все ее интересы сугубо практичны, в то время как Лао Ли витает в облаках. Госпожа Ли хотела извиниться, но муж не любил разговаривать, ходил мрачный, как туча, и не обращал на нее никакого внимания. Он готов был простить Жену, однако мысль об этом нагоняла тоску. Он презирал себя за эгоизм, а сам думал: «Я и так чересчур снисходителен, принес себя в жертву».
Госпожа Ma-младшая в какой-то мере отвечала его идеалу, была спокойной, независимой и не скучной. А положение брошенной женщины восполняло все, чего не хватало. Но и она слишком земная, в Лао Ли видит только мужа соседки. Он было принял ее за идеал, но она разрушила его мечты. И все же она лучше других, и он не может ее забыть.
Лао Ли с нетерпением ждал возвращения беглеца. Интересно, как встретит его госпожа Ma-младшая? На службу идти не хотелось. Уволят - и пусть. О Чжан Дагэ хлопотать бесполезно. Весь мир в тюрьме, и никто никого не спасет.
Госпожа Ли не выдержала. Уже несколько дней муж не ходит на службу. Не иначе, как… Нет, я сама виновата. Не надо было ссориться, не узнав хорошенько в чем дело. Ей было и стыдно, и страшно, но она все же решила заговорить с мужем.
- Ты опять не идешь на службу? - спросила она таким тоном, словно знала, почему он не ходит. - Тебе дали отпуск? - она говорила вкрадчиво, виноватым тоном.
Муж только хмыкнул в ответ.
2
Лил дождь. Казалось, кто-то перенес на небо море и оно хлынуло вниз. Потолок в доме Лао Ли протекал, как дырявый ковш. Дети накрылись мешковиной: так интересно играть с дождем в прятки! Только найдут сухое местечко, а дождь снова льет на голову. В конце концов они укрылись под столом и с удовольствием слушали, как барабанят капли о медный поднос.
- Па, иди к нам!
Но папа был слишком велик, чтобы уместиться под столом.
Двор мгновенно наполнился водой. С юга на север прокатились раскаты грома, за ними помчались тучи. На южной стороне показалось голубое небо. Вдали сверкнула молния. Догонявшая ее туча разочарованно остановилась, вытянула шею, потом ноги и начала постепенно бледнеть, пока не стала совсем белой.