– Мама, можно я пойду к Юле ночевать? Завтра же не в школу? Ну, пожалуйста. Юлю же родители отпускали к нам ночевать? Нам с ней надо сценарий доделать на вечеринку, роли распределить , ну и вообще…
Римма, возразила , скорее, для порядка. Заставила надеть чистую одежду, взять пижаму, завернула кусок пирога с капустой, который приготовила на ужин, обняла, поцеловала на дорожку. И именно в это время в окошко постучалась Юля. Проводив девочек, вернулась в дом и ,усталая, опустилась в кресло в тёмной зале. Пятница, усталость как закономерность. Тем более – мужа нет дома , давит одиночество. А часики тикают и не оставляют надежды. По щеке скатилась слеза.
Скрипнула дверь. Вернулся Гена. С работы или…? Она не стала вставать , сидела в кресле в тёмной комнате, наблюдая , как муж раздевается в прихожей. Уставший, значит, с работы. Ушёл в ванную, вернулся и направился в зал, заглянув по пути в комнату дочки.
– Ты чего в темноте сидишь? Лера где? – Спросил, включая свет.
– Ушла ночевать к Юле Субботиной.
– Ты зачем отпускаешь её на ночь к чужим людям?
– У тебя забыла спросить. Они не чужие люди. Дети шестой год учатся в одном классе, Юля у нас ночевала ни раз, дети любят так общаться. В чём проблема?
– Просто, не люблю я, когда её дома нет.
– Вот, тут вы родственники. Она тоже не любит, когда тебя дома нет. А мне приходится сочинять про то, что папа на работе.
– Я был на работе! – Повысил голос муж. – У нас там сейчас ад кромешный! А ты…
– А что я? Я ничего. Иди, ешь, там, на плите газовой, суп и пирог с капустой.
– А ты?
– Я уже поела.
– Врёшь. Брезгуешь за одним столом сидеть?
– Ну… За столом сидеть, не в постели лежать, можно и без справки.– Пробурчала Римма, вставая с кресла, и ушла накрывать стол к ужину.
Поужинали, она перемыла посуду, сделала кое что по дому и собралась уже спать, когда дверь спальни открылась и Гена , подперев дверной косяк, молча стал её рассматривать.
– Закрой двери с обратной стороны!
– Может, обсудим , пока Леры нет дома? Ты не передумала разводиться? Не делай этого.
Зашёл, сел на край кровати.
– Даже, если ты не сможешь простить меня, не спеши всё рушить. Ради дочки. Сейчас у неё есть и мама, и папа, дом, стабильность. Для ребёнка важна стабильность, пойми.
Римма рассмеялась. Громко, от души.
– А ты вспоминаешь о том, что важно ребёнку, когда падаешь в чужую постель, а? Или тогда вместо памяти работает другой орган?
– Прекрати. Никуда я уже давно не падаю. Запутался я тогда. Сначала по пьяни, потом из жалости, а потом просто бросил, ведь у меня семья. Я знал, что догадываешься, но ты не шумела, не протестовала…А надо было.
– Если знал, что догадываюсь, то почему не повинился?
– Не мог. Зная твой характер, уверен был, что потеряю тебя и дочку. Но и с чувством вины жить тяжело. Короче , капкан захлопнулся. Я не знаю , что мне делать.
– И когда же ты её бросил?
– Летом ещё.
– А с кем же ты на мотоцикле осенью на рыбалку собирался ехать?
Геннадий поднял голову вспоминая.
– Так, с ребятами мы собирались, только у меня в последний момент мотоцикл забарахлил, и я остался его ремонтировать.
– Нда… Не любят мотоциклы сладкого, не любят… Это я его угостила сахаром, насыпав в бак с бензином. Хорошо, хоть, ты его реанимировал. А то пал бы верный конь за твои грехи.
Римма виновато смотрела на мужа, ожидая реакции на своё признание.
Муж встал с кровати, подошёл к ней .
– Что ты сделала? Сахар – в бензин? Зачем?
– Ну… В знак протеста, протест же может быть и таким? Чтобы ты дома остался… С нами…
Гена взял её лицо в свои ладони, заглянул в глаза, покачал головой.
– Ты знаешь, что мне досталась самая ненормальная жена из всех жён на белом свете? Что же ты ещё можешь учудить?
И обнял, прижав к груди ту, которая вышла замуж за него по любви, из страха потерять его сотворила сахарную диверсию, от отчаяния подала на развод. Ту, которую он больше всего боялся потерять, предав.
– Отпусти, мне дышать трудно, задушишь.
– Отпущу только, если ты пообещаешь забрать заявление на развод.
– Его не надо забирать. Помнишь, судья говорила, что надеется больше с нами не встретиться? Пускай остаётся там… на всякий случай…