Дракон наклоняется, и я испуганно пищу, когда пол внезапно уходит из-под ног, потолок и стены вращаются, а потом всё переворачивается вверх тормашками. Он просто… взвалил меня на плечо и тащит!
— Что ты… аах!
По ягодицам прилетает шлепок, причём такой чувствительный, что аж искры сыплются из глаз!
— Я сказал умолкни!
Это обидно и больно! А ещё унизительнее то, что после шлепка дракон не убирает руку! Его тяжёлая горячая лапища так и лежит у меня на пятой точке, обхватив её по-хозяйски.
Рэйвен заносит меня в свои комнаты, сгружает на пол рядом с расправленной кроватью, в которой мы ещё недавно… Мотаю головой, гоня непрошенные воспоминания.
— Ложись! — проходит к шкафчику в углу, касается ладонью магического светильника, активируя его, затем откупоривает хрустальный графин, льёт в стакан воду. Поворачивается ко мне. Жадно пьёт, рассматривая меня из-под сошедшихся на переносице бровей.
Инстинктивно облизываю губы, отвожу взгляд:
— Я не лягу с тобой, Рэйвен! — хватаюсь за голову, приходится сделать усилие над собой, чтобы голос не дрожал. — Мы больше не муж и жена, и я не стану…
— Я устал. Зол. И не настроен на болтовню, женщина! — цедит сквозь зубы, неспешно подходя к креслу, на спинке которого висит его военный мундир.
Рэйвен подхватывает что-то узкое, тёмное и длинное, резко расправляет в ладонях, и я холодею, понимая, что это ремень:
— Твоя наглость меня утомила, — из-за жёлтого светильника в лазурных глазах дракона пляшут зловещие янтарные блики. Двигаясь бесшумно и мягко, он огибает кресло и приближается ко мне. Опасно щёлкает железная пряжка ремня. — Закрыла рот и легла! Иначе завтра не сможешь сидеть! Считаю до трёх! Раз, два…
Смотрю на мужчину напротив, которого считала своим мужем, которому верила и боготворила. И которого сейчас до ужаса боюсь, потому что вижу: в ледяных глазах нет больше чувств. Да и были ли они когда-то или я их придумала? Сейчас он намерен добиться желаемого любой ценой. А моё здоровье и тело в его системе ценностей теперь мало чего стоят, я ведь не смогла!
Своим непокорством я ничего не добьюсь, лишь разозлю его и сделаю себе хуже. Я должна думать о себе, потому что никто другой обо мне больше не подумает. Я один на один со зверем, от которого можно чего угодно ждать.
И самое глупое, что можно сделать — бросить ему вызов.
— Не надо! — поднимаю руку ладонью вверх. — Прости! Я всё сделаю!
Сажусь на кровать, стаскиваю сапоги. Ставлю их ровненько, рядом пристраиваю сумку.
Рэйвен не приказал раздеться, значит, я здесь в качестве пленницы, а не постельной грелки, что уже хорошо! Он не тронет меня, это радует!
Как была, в рубашке, камзоле и бриджах, пристраиваюсь на самом краешке кровати. Подкладываю под щёку сомкнутые ладони. Смотрю в стену на серый витиеватый рисунок обоев, высвечиваемый тусклым жёлтым светом.
Снова дзинькает хрусталь и льётся вода. Снаружи поднимается ветер, подрагивают оконные створки. Голова тяжёлая и гудит после бессонной ночи. Усталость берёт своё. Веки свинцовые.
Задерживаю дыхание и зажмуриваюсь, притворяясь спящей, когда кровать у меня за спиной прогибается под чужим весом. Обещаю себе быть настороже, но сама не замечаю, как проваливаюсь в глубокий сон.
Ярко светит солнце, небо голубое и чистое. Сочная зелёная трава щекочет босые ступни. Сладко пахнут жёлто-оранжевые лютики и синие васильки. Жужжат пчёлки, перелетая с цветка на цветок.
Я в лёгком белом платье бегу по летнему лугу за родительским замком, мне так легко, беззаботно и радостно без причины! Ласковый тёплый ветерок лижет плечи и грудь, треплет распущенные прядки волос у лица.
Падаю животом и грудью в высокую мягкую траву. Срываю золотистый колосок, прокручиваю его между пальцев. В воздух взлетает стайка бабочек. Смеюсь, когда меня придавливает сверху чужим сильным телом. Я не вижу ЕГО лица, но мне не страшно, я ощущаю абсолютное доверие и желание, чтобы ОН был рядом, касался меня.
Шею на затылке накрывают чужие губы, и почему-то получается болезненно-сладко. Горячая ладонь проскальзывает под лиф платья, оглаживает полушарие, сжимает вершинку, вынуждая застонать.
Между ног чувствительно тянет.
Большой палец давит на губы:
— Тшш! — голос низкий, бархатный, незнакомый и отчего-то это заводит ещё больше.
Нечто бессознательное и тёмное руководит мной в тот момент, когда я приоткрываю рот и обхватываю губами чужой палец. Низ живота изнывает, и только чужое уверенное касание к влажной плоти приносит облегчение. Выгибаюсь дугой в ответ на порочное и властное прикосновение.