Флоран подавался навстречу бедрами, не в силах сдерживать порывы тела. Его пальцы хватались за ладони Лотти, такие тонкие, изящные, но сейчас они казались ему единственной соломинкой, связывающей с этим миром. А после он снова коснулся ее волос, но уже не вцепляясь с силой, а поджимая пальцы на затылке, с легким нажимом поглаживая, как гладят дикую кошку, позволившую коснуться себя.
Флоран метался головой по подушке, как в бреду, запрокидывал лицо, не скрывал стонов. Его член уже пульсировал от напряжения, каждая взбугрившаяся венка казалась наполненной живым огнем.
– Лотти… я хочу тебя… – хрипло выстонал Флоран обреченно, почти умоляя о разрядке.
Лотти отстранилась снова с легкой дразнящей улыбкой. И потянула за ленту, связывающую шею Флорана. Медленно распустила ленту и протянула ему, снова залившись румянцем. Будто выпуская его на волю.
– Я тоже хочу тебя, Фло, – смущенно выдохнула Лотти и удобнее выгнулась, оседлав его бедра.
Она поерзала, будто нарочно задевая напряженный член низом своего живота. Но ее игра имела и обратный эффект… Лотти задевала чувствительной точкой головку члена Флорана и не могла сдержать стонов. Ее глаза прикрылись, а пальцы впились в плечи Флорана. Она раздвинула свои бедра, безмолвно приглашая его… в себя.
– Возьмешь то, что тебе принадлежит, Фло? – чуточку лукаво спросила Лотти и склонилась над Флораном, целуя его в губы, терзая их, прикусывая так, чтобы он застонал, не сдерживаясь, сдвигая свои бедра.
Глава 17
Флоран подхватил Лотти под бедра, насаживая на себя. Он уже не помнил, как она избавила его от брюк, только ощущал, как соприкасается обнаженная кожа. Флорана выгнуло от желания, от наслаждения, когда Лотти туго обхватила его член внутри себя. Горячая. Жаждущая. Влажная. Тело не врало? А Флоран не так уж долго изводил ее ласками, чтобы списать все на дело техники. В эту ночь они оба хотели друг друга.
«И даже если сейчас ты спасаешь Луи, Лотти, я знаю правду. Ты могла бы влюбиться и в меня. Я это вижу», – подумал Флоран удивительно связно для этого момента.
Он подался бедрами вверх, желая оказаться глубже и сильнее. Но теперь Флоран не был послушен и мягок. Он подавался навстречу Лотти, он брал ее даже сейчас, когда она седлала его сверху. Его пальцы по-звериному жадно царапали ее бедра, едва не оставляя отметины. Флоран хотел, хотел Лотти так, что туманилось перед глазами, и с каждым толчком это становилось только сильнее.
В тот момент, когда руки Флорана коснулись ее бедер и он подхватил, словно тряпичную куклу, демонстрируя свою силу, Лотти ощутила подступающие слезы. Внутри будто что-то сжалось. Флоран, Фло… он такой сильный. Он мог и в этот раз подмять ее под себя. И сделать все, что пожелал бы. Исполнить самую грязную свою фантазию, наказать сексом почти изменившую жену. Но он не сделал этого. И теперь, когда она ощутила, как медленно и сладко Флоран проникает в нее, наполняя ее собой, Лотти застонала. И поняла: она все-таки изменила. Но не ему, а Луи. Тем, что поддалась чарам Флорана. Тем, что позволила ему открыть ей свое сердце. И ответила… телом на его притязания. Да, она знала с самого начала: ей придется отдаться Флорану, чтобы спасти Луи. Но Лотти не думала, что это произойдет именно так. Феерично. До слез из глаз. До трогательной близости между ними двумя. Она не планировала этого. Это должен был быть секс. Только секс. Хороший секс. Ничего больше! А теперь… Лотти должна будет во всем признаться Луи. И разбить этим признанием уже его сердце. Нелегкий выбор стоял перед ней. Оттолкнуть Флорана? Или Луи? Ведь, кажется, они оба… влюбились в нее.
– Да, Фло, пожалуйста… еще, – выдохнула Лотти, закрывая глаза.
Она отдалась на волю своего мужа, который уверенно управлял ее телом. Заставляя выгибаться, стонать, просить еще ласки. Еще сладкой боли от толчков внутри. Флоран приближал ее к оргазму… все ярче, все сильнее. Ей было сложно сопротивляться искушению. И она знала, что они сгорят. Сгорят сегодня вместе. Одновременно.
На лице Флорана наслаждение было таким ярким, что казалось мучительным. Черные брови почти в страдальческом заломе, разомкнутые искусанные губы, шальной румянец на щеках… Его стоны, с трудом заглушаемые, были протяжными и пошлыми. Он сам продлевал свою пытку удовольствием. Ведь настоящее наслаждение всегда заключается в мучении, граничит с ним? В безудержном желании сгореть и такой же тяге застыть в этой секунде.