– А ты не сидел у него на коленях разве? У своего папы?
Объятия Флорана стали крепче. И Ивэн заерзал, все еще боясь сказать не то. Или разозлить его. Но убегать уже не хотелось.
– А о чем бы ты говорил с ним? Тебе было одиноко? Как мне? – последние слова вырвались с губ наивно просто, он понял, что сказал лишнее, замер и снова задрожал.
Флоран посмотрел на Ивэна, но будто не до конца просыпаясь от воспоминаний. Где был равнодушный отец и мрачный замок. Тот, в котором Флоран провел детство и юность, в котором впервые влюбился, в пустышку Катарину, а она потом сказала, что он, тогда еще не один из друзей короля, недостаточно хорош для нее, что ей нужна партия выгоднее.
– Я… никогда не сидел. Отец все время был в делах. Говорил, что и мне нужно заняться делом, сколько бы мне ни было. Чтобы я получил хорошее место при дворе, а остальное все ерунда. Я потом убедился, что он прав, с одной девушкой… И сжег свои детские ноты, которые хранил, идиот, любил в юности маяться ерундой на скрипке, – Флоран тихо рассмеялся над собой, но потом серьезно взглянул к глаза Ивэну. – А тебе одиноко?
Флоран никогда не задумывался об этом прежде. Было как-то не до того. Но сейчас осторожно взял прохладную ладошку Ивэна в свою руку. Флоран так гнался за властью, что не заметил, что рядом такой же одинокий мальчишка, каким сам был когда-то. Которому так же больно, который тоже… живой человек, не пешка на доске.
Ивэн слушал Флорана немного потерянно и грустно. Ему было жаль того мальчика, который никогда не сидел на коленях.
– Я бы поиграл с тобой тогда, – кивнул Ивэн Флорану и покосился на свою руку в его теплых ладонях, пока еще совсем не доверяя ему, но и не отнял руки. – С тобой маленьким. Со всеми нужно играть.
Ивэн не знал, что еще сказать Флорану. Чувствовал, что тот углубился в воспоминания. Но кое-что щекотало горло. Собственное воспоминание. Будто перышком проходилось по нему. И Ивэн выпалил:
– Раньше ты был добрым. Когда папа был жив. Тебе папы моего тоже не хватает? Ты не злился на меня тогда. А еще папа иногда уезжал на совет и оставлял то тебя, то Луи со мной играть. Говорил, что не доверяет одним только няням. И я помню, как ты показывал мне театр. Помнишь? Мои покои, темнота, белая простыня и свеча… и ты изображаешь животных пальцами. Чтобы я не плакал. Это потому что я был маленький, я тебе нравился тогда? А когда вырос, разонравился, да? Когда папа и мама умерли, ты никогда не показывал больше мне театр. И не изображал голосами волка или лису из нашего леса.
Комочек в горле стал больше. Отчего-то захотелось плакать. Даже сейчас, на руках у Флорана, Ивэн чувствовал себя одиноким. Словно в первые дни, когда ему сказали, что мама с папой больше не приедут. И он слонялся по дворцу и плакал. Но никто его не утешал, кроме дородной кухарки, случайно поймавшей в коридоре возле кухни. Луи так и не приехал тогда к нему, хотя Ивэн очень ждал. Позже, когда он нашел камушек, то решил позвать себе маму. Пусть не настоящую, но чтобы она хотя бы играла с ним. И он не был так несчастен и одинок. Как был тогда… рядом с одним Флораном. Может, если бы тот больше играл с ним и не ругал его, Ивэн и не захотел вызывать себе кого-то из другого мира? Даже если этот кто-то был похож на маму.
– Ты мне не разонравился! – воскликнул Флоран искренне. – Просто… я слишком ушел в дела.
Он вздохнул, понимая, что это полуправда. Дела – это его жажда власти. Которая ослепила его так, что перестал видеть в людях кого-то, кроме шахматных фигурок на доске. Шах и мат, занять трон. И маленький мальчик, одинокий, осиротевший, – это лишь холодная фраза «наследник престола». А чуткая, искренняя, прекрасная попаданка – это лишь «самозванка», возможность жениться на королеве.
Флоран резко ссадил Ивэна со своих колен на кресло. И прямо так, с ним вместе, развернул его спинкой к камину. Ладонь засаднило, но Флоран не замечал. Ведь теперь малыш видел перед собой задернутые шторы, на которые падал свет огня. Флоран опустился на пол перед камином, неуклюже, забытым жестом складывая пальцы в фигурку.
– Однажды в лесу жил одинокий волчонок, – начал Флоран. – Он очень хотел стать в лесу самым главным! И потому ни с кем не ходил играть, хотя его звали разные зверята…