Глеб вздыхает, резко бухает тыльной стороной кулака по стене подъезда. Взгляд мажет по моему лицу и внезапно наполняется горьким сожалением.
— Я не хотел, — буркает.
От его взгляда печет щеку с синяком.
Глеб не сводит с него взгляда, будто хочет навсегда запомнить, что натворил, когда был не в себе.
— Сам не знаю, что на меня нашло. Не хотел. Ну, ударь в ответ? — кривит губы.
Его ломает. Есть люди, о которых даже не подозреваешь, что они извиняться не умеют, когда не увидишь, как их корежит в момент необходимого признания вины. Корежит, ломает, извинений не выходит, чувство собственной правоты всегда и во всем — как ось, которая не гнется, только ломается.
— Ударь в ответ, — предлагает настойчиво. — Потяжелее что-нибудь возьми, а? Оль. Олька.
— Не поможет. Я никогда не смогу сделать тебе так же больно, как ты сделал мне. И отпусти, наконец, чертову сумку.
Он разжимает пальцы. Я закрываю дверь.
На все замки трясущимися пальцами закрываю и сползаю вниз по двери. Сил не осталось. Вот и отдохнула, называется.
Несколько минут провожу, просто слушая, как Глеб топчет лестничную площадку. Шаркает там подошвами ботинок, словно старик, и курит.
Кто-то из соседей выходит поругаться, но, узнав Глеба, лишь приносит соболезнования. Тут все друг друга знают еще с давних пор, а Глеб с отцом сами жили в этом доме, пока не переехали…
Потом Глеб уходит, и я тоже поднимаюсь на ноги, словно охраняла вход. На всякий случай… От него… И смех, и грех, как говорится.
Кое-что из сумки достаю, конечно, но от вида некоторых других безделушек сердце лишь болезненно сжимается. Вижу атомайзер, наполненный моим любимым ароматом. Чтобы не носить всюду с собой полноразмерную версию, я отлила в небольшой флакончик свои любимые духи. Сняв крышечку, подношу ее к носу.
Мы выбирали этот аромат вместе с Глебом. Он мученически вздыхал, кривил нос и постоянно говорил, что уже ничего не чувствует, находясь в парфюмерном магазине, но, когда я выбирала из нескольких парфюмов и призадумалась, он сразу же ткнул пальцем в этот аромат и посоветовал выбрать его.
— Почему? — спросила я.
— Пахнет тобой.
— Мной?
Я даже стушевалась тогда, было безумно волнительно, хотя тогда мы были уже не первый год женаты. Но у нас всегда было в достатке именно таких моментов, когда не очень разговорчивый Глеб мог одной фразой смутить меня и заставить мое сердце биться в тысячу раз быстрее.
Теперь я вдыхаю этот аромат и кое-что вспоминаю.
Боже…
Когда та прошмандовка, Мария, была в доме у свекра и стояла возле холодильника, я ее оттолкнула и уловила знакомый аромат. Но тогда была слишком сильно взбудоражена, чтобы довести мысль до конца.
Однако сейчас — понимаю, что тогда меня взбесило на интуитивном уровне, кроме поведения наглой хабалки.
У нее были мои духи. На ней был мой аромат…
Мой!
Перед глазами темнеет от злости: интересно, Глеб сам ей подарил парфюм? Чтобы она пахла, как я?
Или она сама пшикнула им, когда была у нас дома, в моей спальне? Увидела на комоде и надухарилась, ей понравилось. Сама купила или он подарил — неважно!
Бесит.
Духи, конечно, ни в чем не виноваты, но теперь я больше не люблю этот аромат и без сожаления кидаю почти пустой флакончик в мусорное ведро.
Пусть теперь Глеб нюхает любовницу, а не меня.
***
Поздним вечером, когда, наконец, дети уже легли спать, появляется возможность спокойно поговорить с мамой. Судя по ее взгляду, этого момента она ждала целый день.
— Я подам на развод с Глебом. Мы можем пожить у тебя?
Глава 10
Она
Мне кажется, мама не удивлена. Этот день многое ей рассказал, плюс она не глупая и по моему поведению поняла многое. Но все же, я ловлю в ее глазах сожаление. Она искренне хочет мне счастья.
— Я надеялась, что до этого не дойдет, — вздыхает. — Надеялась, что ты мою судьбу не повторишь и тебе не придется ни воевать с мужем, ни растить детей одной. Уверена, что не поспешила с выводами?
— Не поспешила ли я? Да я в тот же самый день… Должна была заявить, при всех, что будет развод. Кем он меня выставил? — бросаю с обидой и болью.
— Маша — точно его любовница? Странно это все как-то... И про друга какого-то слышу впервые. Я не понимаю, как… Что стряслось? Почему? У вас же все хорошо было.
— Хорошо, но скучно. А еще Глеб теперь не видит смысла в праведной жизни, сам мне сказал. И, когда я ругалась, он ни разу не опроверг, что Маша — не его любовница. Да о чем говорить, мама! У меня есть глаза, есть уши. Эта сучка приперлась в дом хозяйкой положения… И на похоронах, тьфу…. Глеб в самый последний момент горсть земли бросил, когда уже закапывали. До этого со своей шлюхой на глазах у всех нянчился…