Она
— Семьи больше нет. Не стало, когда в дом отца пришла твоя любовница! Пришла, словно хозяйка. Ты мне изменяешь. У тебя есть любовница.
Муж бросает на меня холодный взгляд.
— Уверена, что знаешь, о чем говоришь?
— А о чем еще можно подумать, глядя, как ты с ней милуешься? О чем, Глеб?
Смотрю на него сквозь слезы. Мне плохо.
Неужели не видит?! Почему в покое не оставит, мучает.
— Ты о ней беспокоишься.
— Допустим. Что это меняет?
— Все! Это меняет все. Я хочу развод.
— На развод ты, может быть, и подашь? А потом что…
— Ничего. Живут как-то.
— Скорее, выживают!
Спорить с Глебом сейчас — плохая идея. Его сразу же начинает нести.
— Ты о детях подумала?! Об их нуждах! Или только о своей гордости! Как содержать будешь? С голой задницей на панель отправишься? У тебя ничего нет и никогда не было. Всем, что у тебя есть, ты моей семье обязана.
Вот опять тычет носом в то, что он из довольно обеспеченной семьи, а я — так приблуда, кошка бездомная.
— Ты прав. Мы с мамой никогда не были богатыми и твоей семье многим обязаны. Но за эти годы… Наверное, уже и расплатились добром за добро. Разве не так?
Муж скалится. Из него снова вырывается что-то мерзкое:
— Как расплачивалась ты?
Не понимаю, откуда опять эти взгляды, как будто он меня ненавидит. Даже сейчас ненавидит!
Он делает паузу и добавляет:
— К тому же ты опять от меня понесла. Узнал у врача. Беременность подтвердилась! О разводе не мечтай.
— Я не стану терпеть твою любовницу.
— Ты даже не подозреваешь, о чем говоришь! — хмурится. — Скоро ты о ней даже не услышишь. Неделя, две… Больше Мария тебя не побеспокоит.
— Вот так просто? Думаешь, я возьму и забуду, как ты ее при всех охаживал? Просто выкину из памяти?!
Муж пожимает плечами:
— Придется. Проглотишь.
Я смотрю на него через пелену слез. Если он даже в таком состоянии готов меня бить морально, то о чем можно говорить?
— Я подам на развод, Глеб.
— И я не дам на развод согласия, — скрещивает руки под грудью. — Не дам, слышишь?
— Значит, через суд разводить нас будут.
— У меня есть средства на хорошего адвоката, а у тебя?! — сощуривается. — Нет.
— Думаешь, я стану с тобой за деньги судиться? За это переживаешь? Подавись своими деньгами, пусть все тебе, твоей шлюхе и вашему нагулышу достанется. Счастье, знаешь ли, не в деньгах. Да, с ними проще и легче, свободнее, многие двери распахиваются, разные перспективы открываются. Но счастье не в деньгах, Глеб!
— Как бы то ни было, битву ты не выиграешь. Ни за имущество, ни за детей, — добавляет. — Зачем им нужна безработная мать, из семьи алкашей?!
Бьет по самому больному, унижает…
Во рту появляется привкус тухлятины: он реально так сделает? Попытается отобрать у меня детей?!
— За что ты меня так ненавидишь?
— Я… Я тебя не ненавижу. Ты — все для меня. Мой воздух. Мое… Мое… Все! — бросает жарко. — И я не позволю тебе уйти. Даже не мечтай. Я на все пойду. На любые крайние меры, но ты останешься моей женой. Поняла?!
— Зачем? Зачем тебе обуза, если есть интересная и яркая, огненная любовница? Еще и ребенок… Или ты шведскую семью задумал устроить?!
— Б…ь. Оля, молчи. Молчи и отдыхай! Я сказал… О Марии ты скоро не услышишь, так и будет! — заявляет Глеб и порывисто встает, наклоняется, чтобы поцеловать меня.
— Не касайся меня после того, как побывал на ней. Иначе меня сейчас стошнит.
Слабо бью его по щеке, он все равно целует.
— Кажется, не стошнило. Так и поладим, Оля. Все наладим! Заживем, как прежде… — шепчет. — Я так за тебя испугался, что даже готов закрыть глаза на твои проколы.
— О чем ты говоришь? Какие проколы?!
— Ничего не имеет значения. Да? Теперь уж точно не имеет. Теперь есть только я, а он умер. Заживем лучше прежнего, клянусь.
— Ты больной, что ли?! — ахаю. — Ревнуешь меня к мертвому свекру? Да он мне был как отец… Как отец, которого никогда не было. Ты что несешь! Боже… Какой ты мерзкий, Глеб. Ты мерзкий… У самого рыльце в пушку и всех кругом видишь такими же грязными, ничтожными… Мне противно от тебя. И на развод я все-таки подам. Делай, что хочешь, Глеб! И запомни, если ты отберешь у меня детей и не позволишь им со мной видеться, они тебя возненавидят. Тихо возненавидят… Потому что им нужна мама. Ма-ма, а не шалава, у которой нет ни мозгов, ни приличия…
— Я спишу все на стресс. Поговорим потом, — обрывает меня и уходит.
— Ты болен, — шепчу ему в след. — Параноик. Не знаю, кто засрал тебе мозги этой ложью, но этот кто-то очень хорошо постарался.
Может быть, я даже зря думаю, что у любовницы Глеба нет ума и сообразительности. Может быть, как раз наоборот, я имею дело с очень хитрой и умной сукой. Хитрая, умная и… очень наглая.