И у него тут очень скромненько.
Очень скромненько по сравнению с теми пафосными кабинетищами, в которых я побывала за этот день.
Я посидела в интернете, выписала на листочек адреса и телефоны адвокатов по бракоразводным процессам и пошла по списку.
И нигде я не задержалась надолго. Вылетала в слезах, а тут пока сижу.
— Ну, рассказывайте.
— Развожусь.
— Иначе бы вы здесь не сидели.
— Мой муж меня разлюбил, — шепчу я. — Ну и вот…
Все еще не бегу.
— Бывает, да.
— После двадцати лет брака.
— И такое бывает, — Тимур Амирович кивает.
— И я хочу выпотрошить его, вырвать сердце, — шепотом говорю я. — Потом это сердце запечь и отужинать им, а напротив посадила бы труп своего мужа.
— Очень образно.
— Но это уголовно наказуемо, поэтому… развод, — сглатываю ком слез. — Со всеми вытекающими. Претендую на половину всего, что мы нажили в браке. Вот. И готова рассмотреть выкуп моей половины бизнеса. У меня нет желания возиться с его делом, сталкиваться лбами, пытаться вести общую стратегию… ну и так далее.
— Дети?
— Лишить его родительских прав не выйдет, как бы я этого ни хотела, — пожимаю плечами, — и уверена, что он будет добиваться совместной опеки. Он у меня очень честный человек. Он ведь разлюбил меня, а не наших дочерей.
— Вы к совместной опеке готовы?
— Мне любопытно, потянет ли он.
— Простите?
— Перестаньте, — усмехаюсь я, — мужики только на словах после развода отцы-молодцы. Какая ему совместная опека, если на горизонте новая женщина? Я думаю, что все сведется рано или поздно к редким звонкам и встречам по воскресеньям, а там… — выдыхаю, — может, еще один общий малыш появиться. А потом еще…
Вот сейчас готова бежать в слезах прочь, но я сжимаю кулаки и прикусываю кончик языка.
— А если нет? Если его устроит совместная опека и он готов нести половину своих обязанностей, как отец?
— Вот и посмотрим, — мило улыбаюсь я. — В конце концов, у меня ведь тоже должно быть время для себя любимой. Дочерей бывшему мужу на его неделю, а сама… устраивать новую жизнь. Он же не зря пожелал мне встретить достойного человека. Будет с кем оставить дочерей, когда я решу уехать в отпуск, например, — хмыкаю, — навстречу романтическим приключениям.
— Романтические приключения — это здорово, — вздыхает Тимур, а в глазах проскальзывает тоска по отпуску.
— Вы хороший адвокат?
— Я предпочитаю думать, что да.
— Вы семейный человек?
— Да, — он разворачивает ко мне фотографию двух мальчишек лет трех двух.
— Жену любите?
— Да.
— А потом спустя двадцать лет придете и скажете ей, что разлюбили, — отворачиваюсь и смотрю в окно. — И останется она с дырой в груди.
— Слушайте, — начинает аккуратно Тимур Амирович. — Я не то чтобы хочу от вас отказаться, но, может, вам стоит обратиться к женщине-адвокату? Я могу порекомендовать одну мою коллегу. Она за вас жилы порвет, потому что сама прожила развод.
Перевожу взгляд на Тимура Амировича.
— То есть вы не порвете?
— Я буду добиваться удовлетворения ваших интересов, но без агрессии. Возможно, вам сейчас нужна агрессивная поддержка, — Тимур Амирович мягко улыбается.
— Нет, вы займетесь моим разводом.
— Почему?
— Потому что я не ищу в адвокате друга или подружку, которые будут меня поддерживать и соглашаться, что мой муж козел. Мне нужен специалист. И не агрессия мне нужна, а холодный разум, — недобро щурюсь. — Вы займетесь моим разводом?
— Ваш муж нашел адвоката? — Тимур Амирович чуток наклоняет голову набок. — С кем мне придется работать?
И в кармане вибрирует телефон, который я достаю дрожащей рукой. Виктор.
— Муж?
— Да, — сипло отвечаю я, и на меня накатывает волна паники и слабости.
— Ответьте, — Тимур Амирович вздыхает. — Вы все равно будете вынуждены с ним коммуницировать.
— Я не хочу…
— Дайте, — Тимур Амирович протягивает руку, — отвечу я, если вы не готовы.
Молча встаю, отдаю ему телефон. Принимает звонок на громкой связи без раздумий и оторопи:
— Слушаю.
— Ты еще кто такой? — тихо и глухо спрашивает Виктор.
— Адвокат вашей жены. Абаров Тимур Амирович.
— Тогда передай Маше, что моя мать с девочками вернулись, — в голосе прорезаются нотки стали. — И они уже на пути домой.
Гудки, которые отдаются в голове гулом. Перед глазами — мутная белесая пелена, и я шепчу: