— Договаривай.
— Ситуация такова, — официально и деловито говорит он, — что я доживу до старческого маразма, пятнистой рожи и беззубого рта, только если ты будешь жива.
— Ты, что, мне признаешься таким образом в любви?
— В жопу твою любовь, Маш, — кривится он. — Это другое.
— Я тебя разочарую, но если ты откинешь копытца, то я буду жить.
— Не сомневаюсь, — Виктор вытягивает ноги.
— У нас три дочери, эгоистичный ты козел, — возмущенно шепчу я. — В могилу он собрался! Обалдел? Со мной рядом жизни нет, без меня тоже ее нет. Задолбал! — рявкаю я. — Чего ты от меня хочешь?
— Сейчас? — смотрит мне в глаза.
— Да, давай хотя бы сейчас, — киваю и вновь смеюсь на грани истерики. — Ты вроде ушел от меня. Бросил…
— Я не хотел уходить!
— Вот как? — приподнимаю бровь.
— Да вот так! — Виктор встает и делает ко мне шаг. — Я никогда не умел говорить о сложном, Маша! Это для тебя новость, что ли?! Но речь не об этом! — делает ко мне шаг. — А о том, чего я хочу сейчас.
— И сейчас ты способен правильно донести мысль? — с издевкой улыбаюсь.
— Ну, во-первых, — еще один шаг ко мне, — ты, наконец-то, сама разродилась на сложные признания, в которых я тебе папочка, которого ты за уши тянула до идеала. Во-вторых, ничего сложного сейчас во мне нет.
Еще один шаг и вот он стоит ко мне вплотную, обхватив мое лицо теплыми сухими ладонями.
Я должна оттолкнуть его, отступить и уйти, но я будто опять вернулась в юность в школу под лестницу, где сволочь Воронин зажал меня. Обманом заманил, а после решил не выпускать без поцелуя.
Под этой лестницей есть он и я.
И больше никого.
Даже наших дочерей.
— Вернемся к вопросу, чего я сейчас хочу, — с угрозой щурится Виктор.
— Не делай этого, Воронин, — хрипло и прерывисто шепчу я.
— Я хочу поцеловать тебя, — замираю, когда он наклоняется ко мне. Касается моего лба своим. Горячим, будто он в лихорадке. Вглядывается в глаза. — И я прекрасно знаю, что это неправильно.
Глава 38. Идиоты
— Я хотел быть тебя лучше, чем я есть, — хрипло говорит Виктор, прижимаясь до боли к моему лбу. — И мне нельзя было быть рядом с тобой слабым, — закрывает глаза и крепче стискивает мое лицо в ладонях. — Нельзя было сказать, что мне все надоело.
Мне кажется, что он сейчас раздавит мою голову.
— Мы ведь столько всего достигли, и у нас все хорошо, — он усмехается. — Мы же идеальные. Мы пришли к этому, поэтому нечего ныть.
— Вот как, — едва слышно отзываюсь я. — Проблема в том, что ты не мог мне поныть? Ты ждал от меня не поддержки, а презрения?
— Нет, — всматривается в глаза. — Не в тебе проблема, Маш. Я сам этого себе не позволял. В итоге я устал от всего, а ты и была моим всем. И ведь остаешься. Слишком глубоко засела. Ничего не изменилось. Просто живем по разным углам…
— То есть ты, по сути, ты так и остался женатиком, но теперь с любовницей.
Молча всматривается в мои глаза и хмыкает:
— Да не было у меня ничего с Ларисой.
— Чего? — Я удивленно приподнимаю бровь.
— Если я еще в мыслях женат, то о какой любовнице идти речь, Маш?
— Вить, да что с тобой не так? И в который раз я задаю тебе этот вопрос. Ты можешь мне внятно объяснить, чего ты от жизни хочешь?
— Я тебе говорил, что хотел бьющегося сердца, воздыханий, потому что все это было бы понятным, — щурится. — То, что между нами, Маша… это что-то глубокое, темное и вросло в каждую клеточку. И никто из нас не прав в словах о мамке-сестре-дочери.
Резко отстраняется, убирает руки с моего лица и отступает.
— Ты слишком глубоко, Маша, но вместе с этим… только сейчас я могу с тобой откровенно говорить.
— Да ты не пытался со мной говорить…
— Да потому что изначально не было никакой конкретики, ясно? — повышает голос. — Муторно было! И как такое объяснить жене, с которой все хорошо? Когда есть достаток, когда дочери умницы-красавицы? Давай честно, ты бы поняла меня, если бы я начал втягивать в свое состояние, что мне не хочется просыпаться?! Не было у меня конкретной проблемы, которую можно было сесть и обсудить!
— Вот ты ее и придумал? Придумал Ларису?
— Выходит, что так! — смеется. — Только так вышло встряхнуть это уютное и благополучное болото, в котором тобой распределены роли!
— И тебя эти роли устраивали!
— И моя роль не подразумевала того, что мне может быть тоскливо, Маша! Ведь так?
Я молчу, потому что он прав.
Мой сильный муж — скала. И если я рядом с ним, то его жизнь — сказка, в которой нет места меланхолии и сомнениям.