Мы без пяти минут официально разведенные. И хоть Надя и поддается, сердечко ее потихоньку оттаивает, спешить не следует.
Мне нужно вернуть сто процентное доверие любимой женщины, а затем разбираться с Алиной.
— Ты меня отвезешь домой? — смотрит на меня, когда к машине подходим.
— У меня план такой, — хитро прищуриваюсь. — Сейчас на квартиру к Зое за вещами, а затем я тебе помогу все пакеты донести до нашей, — осекаюсь. — До твоей официальной квартиры.
— Спасибо.
Надя еще не знает, что дома ее ждет не только Пушинка, скучающая по женской компании, но и еще один маленький сюрприз…
36. Хочу сыграть в ее игру
— Я очень рада, что ты помогаешь мне, — говорит Надя, как только выходит из лифта.
Несу чемодан и пакеты, а жена налегке. Не хватало, чтоб беременная таскала тяжести.
— Тебе спасибо, что позволила мне остаться в твоей жизни, хотя бы на правах хорошего друга.
Грустно улыбается и ключ в замочную скважину вставляет, проворачивает и заходит.
Пушинка тут же бежит встречать хозяйку. Сразу ластится, мяукает приветливо.
— Ты ж моя хорошая! Соскучилась? Пуся, Пусечка! — подбирает кошку и поглаживает гладкую холку.
Пушинка мурлычет и жмурится от удовольствия.
— Я же говорил, она скучает.
— Голодная наверно? Что, Пуся, Рогов совсем тебя не кормил?
— Кормил!
— Какая тощая стала! Ну, ничего, Пуся, я тебя откормлю опять!
— Надь, ей нельзя переедать, ты же знаешь…
Но она меня уже не слушает. Открывает дверь в спальню и застывает в проеме.
Подхожу ближе, дышу прямо Наде в затылок. Она мурашками покрывается, как раньше.
И я хочу ее. Остро, долго, до дрожи. Моя выжидательная тактика с каждым днем превращается для меня во все более мучительную пытку.
Но я не хочу других.
Только Надя мне нужна. Я подожду еще хоть целую вечность и перебьюсь, но сам факт… запах моей женщины будоражит, как и прежде. И как я мог променять ее на малолетнюю шлюху?
— Дима, — с придыханием шепчет Наденька.
— Если бы знал, что будет двойня, купил бы две!
Осматриваю собранную детскую кроватку с улыбкой и гордостью.
— Дим, — жена медленно поворачивается ко мне. — Когда ты Алину повезешь делать тест на отцовство?
Закрываю глаза, и болезненный озноб по телу прокатывается.
— Надь, ты такой момент испортила!
— Я серьезные вопросы задаю.
— Да, — киваю коротко. — Но я уверен, что ребенок там не мой!
— Хорошо, если так, — опускает голову, взгляд потухает.
— Ты часто об этом думаешь?
— Часто.
— Надь, лучше о малышах думай! И не нервничай лишний раз, хорошо?
— Хорошо.
— И загляни в детскую!
— У нас есть детская? — удивленно.
— Теперь есть, — беру жену за руку и веду в комнату, которую мы раньше планировали переделать для малыша.
А тут я подсуетился. Обои сам переклеил, своими руками, на нейтральные с детскими картинками. Купил манеж, стул для кормления, сказочный сундук под игрушки. Мягкий коврик, чтоб малышу по нему хорошо ползать было.
— Я в шоке, — шепчет Наденька. — Дима…
— Это мои дети. Мои. Я вас не брошу, Надя. И больше не предам! — осторожно обнимаю за плечи и к себе ее прижимаю, обвиваю руками и шепчу на ухо. — Ты только позволь мне быть отцом, мужем, твоим мужчиной.
— Дим… — также тихо.
— Доверься мне, ромашка!
Поворачивается и утыкается лбом в мою грудь.
Головой отрицательно машет:
— Еще болит.
От напряжения на лице дергается мышца. Прошло два месяца после моего идиотского поступка. Это ничтожно мало.
— Я подожду, — глажу Надю по спине.
Хотя бы не прогоняет. И обнимать себя уже дает.
— Мне на работу нужно, — нехотя отлипаю от жены.
— Заедешь вечером?
— Обязательно. Продукты в холодильнике, коммуналка оплачена, за интернет завтра заплачу.
— Дим, а ты где теперь жить будешь?
— У Зои.
Растерянно моргает.
— Поменялись местами, — выдаю милую улыбку.
С рабочего места вызываю Грача, и тот по первому зову залетает в кабинет.
— Дмитрий Романович, я ваши вещи перевез!
— Спасибо за помощь, Костя. Присядь.
— Как ваша супруга? — Грач раскидывается в кресле по-хозяйски.
— Оттаивает, снежная королева. Но сейчас не об этом, — сжимаю пальцы до боли. — Скоро тащить Лебедеву на ДНК.
— Переживаете?
— Я не кончал в тот день.
— От кого тогда она залетела?
— От святого духа, — едко усмехаюсь.
— Это ведь невозможно, Дмитрий Романович! — Грач опять становится взвинченным и, кажется, воспринимает все мои слова всерьез.