Нина приехала поздно. В начале двенадцатого я услышал, как зашелестели шины проезжающего мимо моего двора автомобиля, а потом скрипнули ее ворота. Куда и зачем поехала, не сказала. Последние пару дней она вообще была немногословна и слегка подавлена. За три недели нашего тесного общения она раскрылась для меня с абсолютно неожиданной стороны.
За маской легкой улыбчивой женщины прятался совершенно другой человек. Она улыбалась, смеялась, вела себя расковано и непринужденно, а в глазах была тоска. Я видел уже такие глаза однажды. У Оли был точно такой же взгляд.
Ее рана почти зажила, поэтому она с невероятной легкостью порхала по двору и по дому, бесконечно наводя порядки. Не женщина, а какой-то электровеник. Ее собачонка постоянно следовала за ней по пятам, ни на секунду не выпуская хозяйку из поля зрения. Она работала, поэтому выловить ее среди дня было невозможно.
Мы виделись по вечерам, ужинали вместе, я помогал ей с ремонтом ее дома, наплевав на свой собственный двор, заросший бурьяном. Иногда оставался у нее на ночь. Она никогда не оставалась у меня. Да я, собственно говоря, особо и не настаивал. Если быть честным, Нина первая женщина, которую я впустил на свою территорию.
Что странно… Угрызения совести почти не мучили меня. Временами в голове всплывали мысли по поводу того, что Оля никогда не получала от меня столько внимания, сколько Нина. Хотя и вниманием это особо не назовёшь. Я никуда не приглашал ее, не дарил ни цветов, ни подарков. Мы просто проводили время вместе. Оля, к сожалению, довольствовалась только ночами и редкими редкими выходными.
При этом ни она, ни я не спешили посвящать друг друга в свою прошлую жизнь. Мы просто жили здесь и сейчас. И у нас без труда находились темы для общения, обходящие причины ее переезда и одиночества. Ко мне в душу она тоже тактично не лезла.
Не могу сказать, что меня ни мучало любопытство. Странно было видеть молодую красивую женщину совершенно одинокой. Но пока мне достаточно было того, что я видел своими глазами, то как она сняла и выбросила кольцо. Чтобы не происходило в ее жизни «до», она эту жизнь отпустила.
Наконец я добился того, чтобы она начала запирать входную дверь на ночь. Поэтому заявиться инкогнито, как первые разы уже не получалось. Разве что, через окно…
— Откроешь?
Я набрал номер Нины минут через двадцать после ее приезда.
— Паш… — последовала несколько секунд молчания, — я устала сегодня. Хочу спать. Давай завтра увидимся? — не дождавшись моего ответа, Нина отключилась.
Что это сейчас было? Она меня отшила? Просто сказала не приходи?
Вряд ли я был бы собой, если бы не встал и не направился в ее двор. Громче обычного постучал в дверь. Свет в окнах погас. Я постучал снова. А за тем снова и снова. Лупил ладонью по деревянному полотну до тех пор, пока за тщедушной дверью не послышался шорох. Замок щелкнул, дверь приоткрылась. В небольшом просвете показалось заплаканное лицо. Нина шмыгала припухшим носом.
— Паш… Давай завтра? Я правда не настроена…
— Не настроена на что?
— Ни на что не настроена!! — произнесла каким-то подавленным голосом, неестественно громко.
Я оттеснил ее от двери и прошел внутрь. Нина стояла посреди прихожей босая. Ее длинный шелковый халат обнимал ее силуэт, халат был высоко запахнут. Нина собрала ткань в кулак и держала руку почти у самого подбородка. Ее глаза были широко раскрыты, как у затравленного зверька. Она смотрела на меня, не моргая, всем взглядом демонстрируя, что жалеет о решении открыть мне дверь.
— Уйди пожалуйста, — прошептала одними губами.
Я отрицательно помотал головой и шагнул к ней навстречу.
Утром этого же дня
— Что это значит, Макс!? Чего ты пытаешься добиться? К чему нам эти три месяца!?
— Ты плохо подумала, Нина…
Максим снимает пиджак, бросает его на диван. Усталым движением ослабляет узел галстука. Я стою посреди гостиной своей бывшей квартиры, как бедная родственница и озираюсь по сторонам. Мне все здесь чужое. Мой старенький домик, который целиком может уместиться на четвертой части квартиры Макса, в тысячу раз уютнее и родней мне, чем стены в которых я прожила двадцать с лишним лет.
Муж смотрит на меня устало, его серые глаза стали еще более бесцветными. Пустой водянистый взгляд упирается в мое лицо сквозь линзы очков в тонкой оправе из белого золота. Его похудевшее лицо покрывает небольшая щетина, под глазами залегла синева. Видеть Макса таким странно. Он привык следить за собой.
Максим постарел и осунулся. Невольно провожу параллель между своим поджарым и энергичным соседом и мужем, который явно сдал за последние недели. Болеет? У него и раньше были проблемы с сердцем. Но Максим ни тот человек, который пускает на самотек проблемы со здоровьем. Он слишком сильно себя любит.