Я наклоняюсь и говорю ей прямо в ухо. Ее духи приятны. — Я смирился с этим, и это единственная причина, по которой я соглашаюсь с твоим маленьким планом. Не думай, что это означает, что я буду счастлива от этого или от того, что я застрял с тобой.
Прежде чем она успевает ответить, я пробираюсь сквозь толпу. Я бы предпочел поговорить с кем угодно, только не с ней, даже со своей первокурсницей.
Я мельком вижу Софию. Она стоит с Томмазо и снова отхлебывает из его фляжки. Не знаю, почему это меня так раздражает. Может быть, это мысль о том, что она напьется, потеряет контроль над собой и решит с кем-нибудь пошалить. А может, это просто ее близость с другим мужчиной, даже если это мой лучший друг.
К тому времени, как я добрался туда, Софии уже не было, а Томмазо болтал с какой-то другой девушкой. Разочарование вспыхивает в моей груди.
Следующий час проходит в попытках незаметно пробраться к Софии сквозь толпу. Несколько раз я чувствую на себе суженный взгляд сестры, но когда я смотрю на нее, она отворачивается, словно не в силах вынести моего взгляда.
Звучит первая медленная песня вечера, и, конечно, Аврора сразу же подходит ко мне.
— Давай потанцуем.
Она берет меня за руку и тащит на танцпол.
Ни одна часть меня не хочет этого, но это часть той роли, которую я играю для своей семьи. Все остальные фракции здесь, и они должны видеть единую семью Ла Роза. Мы не можем показать ни малейшего признака слабости. Поэтому, несмотря на то, что внутри у меня все болит, я обнимаю свою невесту и танцую.
На пятом круге я замечаю Софию, стоящую у края танцпола. Она снова с Томмазо, и он протягивает ей фляжку. Она смотрит в нашу сторону, делая глоток, и я отворачиваюсь. Мне так стыдно, что я стою здесь и держу Аврору перед ней.
— Может, хватит смотреть на нее, как маленький грустный щенок? — Аврора фыркает, пока мы танцуем медленный танец.
— Отвали. Я уже соглашаюсь с твоей ложью. Это не значит, что она должна мне нравиться.
— Нет, но это значит, что ты должен ее показывать.
Я качаю головой и отвожу взгляд от нее, возвращаясь к Софии.
— Поцелуй меня.
Я прекращаю танцевать и смотрю на Аврору. — Ты шутишь?
Она качает головой. — Поцелуй меня. Люди должны думать, что мы любим друг друга. Особенно те двое, которые знают о ребенке. И кто знает, рассказала ли твоя сестра Марсело.
Она кивает в сторону того места, где моя сестра сейчас стоит рядом с Софией и Марсело.
— Он не знает.
Я снова танцую.
— Как ты можешь быть уверен?
— Я могу сказать. В любом случае, если бы ты придерживалась нашей договоренности, тебе не пришлось бы сейчас об этом беспокоиться.
Я кипячусь, вспоминая опустошенное лицо Софии в столовой, когда Аврора сообщила новость.
— Я должна была убедиться, что у тебя не возникнет никаких безумных идей вроде того, чтобы бросить меня ради Софии. Можешь винить себя и то, как ты по ней сохнешь.
Она закатила глаза.
— Я не хочу больше слышать ее имя из твоих уст. Ты меня поняла?
Аврора встречает мой взгляд. — Поцелуй меня, или я взорву жизнь твоей любовницы. И тебе лучше сделать это хорошо.
Нет сомнений, что она настроена серьезно. Она может пойти ко дну, если ее секрет раскроется, и меня это не волнует, но она нанесет столько вреда, сколько сможет.
Поэтому я наклоняю голову к ней, мой живот переворачивается, и прижимаюсь к ее губам. Ее рука забирается в мои волосы, и все это неправильно. У этих пальцев длинные накладные ногти, и мне не хватает ощущения коротких натуральных ногтей Софии. Рот тоже не тот. Вместо мягких губ Софии, эти губы кажутся мне жесткими и тонкими. А вкус ее языка заставляет отвращение течь по моим венам, как густая смола.
Когда я отстраняюсь от Авроры, то инстинктивно бросаю взгляд на Софию, и это как пуля в грудь. Она смотрит на нас, глаза блестят, на лице столько опустошения, что мне хочется задушить эту женщину в своих объятиях за то, что она заставила меня причинить боль женщине, которую я люблю, чтобы защитить ее.
В своей жизни я совершил много ужасных поступков, но этот кажется самым худшим.
34
СОФИЯ
Я знаю, что много выпила, но я несколько раз моргаю, чтобы убедиться, что вижу то, что думаю — Антонио и Аврора на танцполе, целуются.
Не просто целуются, а целуются.
Не то чтобы я не знала об их физической близости — она беременна, ради Бога, — но это первый раз, когда Антонио действительно показывал привязанность к ней при мне.
Моя рука опускается к животу. Меня сейчас стошнит, но я не могу удержаться от того, чтобы не посмотреть на них.