Наверное, во всем виноват алкоголь. Именно он вынудил Марлен открыть рот и чуть ли не впервые во всеуслышание выразить собственное мнение: к черту Рагарру, к черту ящерров!
К чему это привело? Девушки задумчиво понурили головы, Имани сердито подкидывала сухие ветки в огонь, а Джин смотрела на Марлен с осуждением. Настроение испорчено!
Костер, вокруг которого собрались красавицы, мягкими волнами стремился ввысь. Лес, в силу обстоятельств отвыкший от человеческого общества, задабривал желанных посетительниц совьим уханьем и шелестом нетерпеливо покачивающихся кипарисовых деревьев.
Дым от костра неспешно струился в небо и затихал где-то далеко, возможно, у самого защитного купола, служившего тюрьмой для многих жителей города.
Марлен поняла, что зря затеяла этот разговор. Не стоило ей вслух наговаривать на судью. Джин уже не первый год ходит у Рагарры в любовницах, он её к себе зовет после каждой гонки. Не чтением же религиозных псалмов они там занимаются!
Да и права Джин, как ни крути — у гонщиц намного больше прав, чем у обычных землянок, но ведь и риск больше — на соревнованиях гонщицы рискуют собственными головами и смертность среди них уж слишком высокая. Никого уже давно не удивляли короткие некрологи на больших экранах города: «Умерла такая — то. Гонщица».
Ящерры даже головы вверх не поднимали, чтобы посмотреть на изображение умершей, ради которой не так давно срывали глотки во время соревнований на Млечной Арене. Им плевать.
— Извини, Джин. Это… вырвалось.
Джин кивнула. Всё знали, самая опытная из гонщиц обожает Марлен, да и остальные девушки, сидевшие у костра, относились к лисице не хуже. И все же, перегибать палку не стоило, и до того злополучного дня Марлен ни разу об этом не забывала.
В лесу их было шестеро.
Конечно же, в славном городе Мыслите Гонщиц было намного больше: около трёхсот активно учувствовали в гонках, и ещё приблизительно пятьсот проходили обучение.
Марлен была где-то посередине. Она уже прошла обучение, не раз учувствовала в гонках на малых аренах, как и в рукопашных боях, но на Млечную Арену её ни разу не выводили. Она, как было принято говорить, «зависла».
Это было и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что она не рисковала быть обезглавленной, сожжённой заживо, погребенной под завалами чего-либо на Млечной Арене, и плохо, ведь если девушка не приносит прибыль городу, её могут исключить из «почетного» списка гонщиц.
Что последует за этим — знали все, так что Марлен последние два года балансировала на очень тонкой грани.
Чего не скажешь о её подругах. Они были опытными гонщицами, любимицами публики. Лисица среди них — что воробей среди лебедей.
Марлен была благодарна Джин за то, что та несколько лет назад ввела её в свой круг и познакомила с Мирой, Аророй и остальными девушками. Почему самая именитая и влиятельная гонщица взяла под опеку никому не известную ученицу, Марлен не знала, но со временем этот вопрос волновал её все меньше. В чем она была уверена — без подруг ей было бы жить намного сложнее.
Хорошие у неё подруги.
Марлен взглянула на светловолосую высокую гонщицу. Её волосы были собраны в высокий хвост, подчеркивая тонкую шею, белоснежную кожу и пухлые губы.
Гонщицу звали Мира, и у неё имелся целый клуб фанатов, состоящий полностью из ящерров. О Мире мечтала треть мужского населения Мыслите. Лишь треть, потому что остальные мечтали о Джин: земной женщине, столь безупречной, что пришлась по душе самому Догану Рагарре.
Мира и Джин были как день и ночь: обе желанны, обе красивы, но у Джин было чуть-чуть больше опыта и чуть-чуть больше лоска. Она была выхолощена, выдрессирована быть тем идеалом, который желали отыскать в земных женщинах все ящерры: гибкая, стройная, с аппетитными формами, понимающая и знающая, когда и что нужно говорить.
Её кожа была цвета молочного шоколада, волосы — черными с синим отливом, и струились ниже плеч. А её глаза… комментаторы на аренах любили сравнивать Джин с хищной пантерой, а её взгляд именовали убийственным.
Джин была особенной женщиной, связующим звеном между сидевшими у костра девушками. Она умудрилась в столь неблагоприятных условиях не только найти среди гонщиц друзей, но и слепить из них нечто вроде семьи. Марлен до сих пор не понимала, как получилось, что две самые известные гонщицы Мыслите, Мира и Джин, не только стали друзьями на словах, но и на практике не раз спасали задницы друг друга из всевозможных передряг. Они были так искусны в своём ремесле, что Марлен боялась даже думать, что будет, когда ящерры шутки ради натравят Миру и Джин друг на друга.