— Ты чего не ложишься? — спросила лисица. — У тебя соревнование послезавтра.
— Ну и что? — беззаботно отозвалась подруга. — Чему я научилась за годы служения Мыслите, — Мира фыркнула, — так это тому, что моя жизнь — не соревнования, а то, что происходит в перерывах между ними.
— Я где-то это уже слышала.
Старшая гонщица зажмурилась и вытянула шею, будто наслаждаясь солнечными лучами. Может, так и было, только вместо лучей — тепло дотлевающего костра.
— На меня сделали оранжевую ставку.
Марлен дернулась.
Красная ставка — особая пометка на браслете. У каждой гонщицы имеется её личный браслет. Это устройство высчитывает пульс, будит по утрам, напоминает, когда надо ложиться спать и когда — есть.
Он сигнализирует об опасности, шлёт в Центр данные о здоровье хозяйки. Именно благодаря браслетам горожане издалека узнают Гонщиц. Некоторых, конечно, знают в лицо, но для таких, как Марлен, браслет — единственное, что внешне отделяло её от статуса обычной жительницы Мыслите.
За Гонщицами следили, и «украшения» на руках — один из лучших способов слежки. Как, например, центр узнавал, что Гонщица нарушила запрет и имела неразрешённый половой контакт? Благодаря данным, считанным с браслета!
На браслете было две тонкие полоски — голубая и прозрачная. Голубая меняла цвет от светло-голубой до насыщенно-синей, в зависимости от того, сколько ставок сделали на гонщицу. Как правило, это происходило перед соревнованием, в котором девушка будет участвовать. Такие ставки были желанными для любой гонщицы, они сигнализировали, что, в случае победы, она получит большую награду.
Ну а прозрачная полоса… иногда становилась ярко-оранжевой, почти красной. Это означало, что на гонщицу сделали особую ставку, и вскоре ей предстоит провести ночь с тем, кто согласился за это заплатить.
Подобное происходило редко. Поговаривали, Рагарре претит мысль, что при нужном количестве денег любой может переспать с гонщицей. Но бывали и исключения.
Некоторым девушкам разрешали обходить запреты, но только за особые «выслуги» — частые победы, яркие манёвры на Млечной Арене.
Мира относилась к «некоторым», и ей в награду разрешали проводить ночи с мужчиной, который за это не платил и в которого, как подозревала Марлен, Мира была влюблена.
Цена высока — чтобы увидеть его, каждый раз во время гонок Мира совершала трюки, после которых даже Джин орала на неё как ненормальная и требовала: «Прекрати искать смерти!». Но Мира не могла. Нет трюков «за гранью необходимого» — нет возможностей «за гранью правил».
— Что ты намерена делать?
Мира вздохнула.
— Да что тут поделаешь? Разве что к Догану пойти, но сама понимаешь… Шансы, что он сделает для меня исключение…
— … равны нулю.
— Да, лисичка, оно равны нулю.
Помолчали.
— Ты знаешь, кто это? — спросила Марлен после паузы.
— Да какая разница. Ящерр какой-нибудь…
— На когда назначили?
— Подобные дела Доган собственнолично решает. Мне ещё ничего не говорили, но полоска оранжевая вот уже как шесть дней.
— И ты молчала?! — встрепенулась лисица.
— Не кричи, — шикнула Мира. — Ну вот сказала тебе, и что это изменит? Только волноваться будешь лишний раз.
Марлен уставилась на огонь.
Ну что за жизнь дурацкая?! Ведь Мира — мечта любого мужчины: привлекательна, умна, воспитана. А в её глазах утонуть можно. И что — к ней придёт какой-нибудь боров хвостатый, просто потому, что таковы условия?
— Мира…
— Да засыпай уже, лисичка, завтра вставать рано.
— Ты знаешь, что я тебя люблю?
Послышался смешок.
— Я знаю, лисичка.
— А ты меня?
— И я тебя, — Мира поцеловала её в висок. — Тебя невозможно не любить: добрая ты очень и ластишься ко всем, как маленький котенок.
Мира ловко поднялась со своего места и двинулась к палатке.
Марлен вскоре последовала её примеру, но уснуть девушка смогла только на рассвете: все думала о Мире, о собственном будущем, и о ненавистном, проклятом Догане Рагарра.
Несколько лет спустя
— Ты доволен, Доган? — прозвучал надломленный голос. — Наконец-то все так, как ты хотел.
Женщина сидела у трюмо. Волосы рассыпались по плечам, отражение в зеркале смотрело ему в глаза. Во взгляде женщины полыхала ничем не прикрытая ненависть… и тоска. Он знал, как сильно ей хочется покинуть его дом и никогда его больше не попадаться ему на глаза.
Но кто ж ей позволит, — подумал мужчина, загоняя поглубже ощущение тоски. — Пыталась уже, и не раз, но вот же она — снова в его доме, на правах недобровольной гости.