Гермиона могла позволить своим инстинктам взять над собой верх в эти ночи, могла отпустить себя и не бояться последствий. Она и раньше причиняла Снейпу боль: царапала, кусала, оставляла следы, которые исчезали через несколько дней. Но все же казалось, что ему это нравится: он никогда не позволял исцелять их или скрывать магией и постоянно непроизвольно касался заживающих ранок, когда читал книги, сидя рядом с ней, или за игрой в шахматы, обдумывая следующий ход.
Гермиона почувствовала, как напряжение опять нарастает, и новая волна возбуждения прошла по ее мышцам, вызывая желание снова укусить его. Его восхитительные сочные губы находились всего в нескольких сантиметрах от нее. Она так легко могла бы впиться в них зубами, испытывая Северуса на прочность, пока он вбивался в нее, но сейчас ей было трудно вздохнуть. Он все еще трахал ее в задницу, теперь уже быстрее, но также легко проник двумя пальцами во влагалище, несмотря на неудобный угол вхождения, и поглаживал клитор большим пальцем при каждом толчке.
Когда Северус так умело играл с ее телом, у нее никогда не возникало ощущение, что это один из его трюков, чтобы впечатлить ее: Гермиона просто знала, что он так же сильно желает угодить ей и доставить удовольствие, как она хочет угодить ему. В этом было что-то личное. Он знал ее тело и отлично понимал его нужды. Даже в эти экстремальные ночи он понимал ее.
Рванувшись вперед, она все-таки захватила его губы и начала лизать и посасывать, судорожно вздыхая.
– Я люблю тебя, – прошептала она, прижимаясь подрагивающими губами к его губам.
Северус отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза, и Гермиона увидела на его извечно строгом лице сложную смесь эмоций. Он позволил ей увидеть так много, и в такой момент. Его лицо исказилось, и по щекам хлынули слезы. Он был готов кончить. Как и она.
– Я люблю тебя, Гермиона, – его прекрасный баритон дрогнул, выдавая физическое и эмоциональное напряжение. – И я люблю тебя за то, что ты любишь меня… о-о-ох.
Он коснулся пальцами передней стенки влагалища и почувствовал, как его член начал сжиматься. Его голова запрокинулась назад, а тело вздрогнуло. Нарастающий стон сорвался с губ Гермионы, и Северус продолжал вбиваться в нее, пока она со звериным рычанием не содрогнулась. Ногтями она впилась ему в плечи, ее бедра дернулись, руки и ноги задрожали, а оба отверстия одновременно сжали его пальцы и член, как доильный аппарат, высасывая из него сперму струя за струей. И даже когда он иссяк, они продолжали сжимать его, пока не он почувствовал, что абсолютно опустошен и в то же время наполнен всепоглощающей любовью к ней.
С трудом разлепив отяжелевшие веки, Северус ощутил, что его грудь вот-вот взорвется из-за переполнивших его чувств при одном взгляде на Гермиону, такую открытую и уязвимую и такую восхитительно прекрасную: губы приоткрыты в экстазе, веки трепещут, глаза цвета карамели блестят, а по телу проходят последние отголоски оргазма, продляемого его все еще движущимся членом и пальцами.
Наконец Гермиона подалась вперед и рухнула к нему на плечо, мягко покачивая головой из стороны в сторону в попытках прийти в себя.
Через некоторое время она подняла голову и устало прошептала ему в щеку хриплым голосом:
– Пора спать, Севви?
Не говоря ни слова, он поднял ее и отнес в спальню – ту самую крошечную комнату с бегающими по стенам красными отсветами, в которой теперь, похоже, ей хотелось проводить больше времени, чем где-либо еще.
Прижав ее к себе, Северус лег и накрыл их обоих одеялом. Гермиона любила лежать на нем и отдыхать после секса: ее руки обвились вокруг него, ноги расположились между его ногами, а голова устроилась под его подбородком. Обычно они лежали так в полудреме, пока его неугомонный член не будил ее, настойчиво ткнувшись в живот, или она не проскальзывала рукой вниз, чтобы поласкать его, показывая, что снова готова.
За эту ночь они занялись сексом еще дважды. В первый раз Северус сидел, а она, обняв его за шею, присела на корточки над его членом и опустилась на него. Отталкиваясь сильными ногами, она двигалась на нем в неистовом ритме, от которого Снейп схватился за одеяло, чтобы не кончить за рекордно короткое время. Она трахала его так яростно и решительно, что все его тело содрогалось от ее сильных толчков. На этот раз определенно Гермиона была в ведущей позиции, а он – в принимающей. И тем не менее ее пристальный взгляд и страстные поцелуи словно говорили ему, что он может подчиниться ей без угрозы для себя, что она позаботится о нем. Что она и сделала. Он вскрикнул, кончая, и это было для него катарсисом, как и все происходящее. Каждое единение с ней было освобождением от еще одного кусочка той оболочки, которой он окружил себя и которая постепенно сменялась доверием друг к другу.
После этого они занялись любовью. Северус был сверху, медленными движениями глубоко заполняя ее, а Гермиона, обхватив его лицо руками, обвила его бедра ногами, притягивая ближе к себе. Сложно было понять, где его тело, а где ее: они слились воедино, полностью приняв друг друга. Слезы потекли из ее глаз еще до того, как она кончила. Но он больше не волновался об этом: она исцелялась так же, как и он сам.
Снова проснувшись, Гермиона необыкновенно нежно погладила его, отчего он вздрогнул как тогда, под водопадом. Снаружи стало светлее: серый рассвет уже разливался по крышам домов.
– Думаю, на сегодня всё, – вздохнул Северус, поглаживая ее по голове.
– Я могла бы продолжить, – Гермиона подняла голову с его груди, бросив на него усталый, но полный надежды взгляд, после чего потянулась и открыла ящик прикроватной тумбочки и вытащила прозрачную бутылочку с зельем.
– Что это?
– Ликантропное зелье Парсонса: осталось у меня после подмены, – она поставила бутылочку на грудь Северуса.
Он отрицательно покачал головой.
– Не хочу, чтобы ты когда-либо принимала наркотики или зелья, чтобы измениться ради меня, – его взгляд был серьезен. – Ты понимаешь?
Гермиона понимала. Он не хотел повторять в их отношениях грехи своего прошлого и ясно давал это понять уже много раз.
Поставив бутылочку на тумбочку, она взяла палочку и уничтожила зелье, так что осталась лишь куча мелких осколков. Снейп проследил за ее взглядом и увидел в ящике еще одну бутылочку. Гермиона взяла ее и поставила поверх осколков.
– А что насчет этого? – спросила она.
Северус испытующе взглянул на нее снизу вверх. Легкая загадочная улыбка заиграла на ее губах, когда она взялась за свою палочку.
Это было противозачаточное зелье. Он достаточно насмотрелся на них в своей жизни.
Они уже обсуждали переезд в другой дом, побольше, с собственным придомовым участком. Никто из них не обозначил точно, зачем им расширение жилплощади. Вопрос завис, не доставляя особой головной боли, хотя любое признание означало бы огромный шаг, подразумевающий нечто настолько значительное, что оба не хотели говорить об этом, опасаясь все разрушить.
– Думаю, это тоже нам не понадобится, – он не отрывал взгляда от ее глаз. Было рискованно предлагать такое, учитывая, что их отношения начались сравнительно недавно, особенно если вспомнить, как именно они начались. Но никогда в жизни Северус не был так уверен, как сейчас.
Лицо Гермионы смягчилось, ее шрамы приобрели бронзовый оттенок в свете восходящего солнца, а на прекрасных губах появилась улыбка облегчения.
Ни секунды не раздумывая, она взмахнула волшебной палочкой и уничтожила и эту бутылочку тоже.
– Кажется, на сегодня мы все-таки не закончили, – пробормотала она, прижимаясь губами к его губам.
Зарывшись пальцами в его волосы, она неторопливо целовала мужчину, ставшего ей таким родным и заставляющего чувствовать себя настолько полноценной, что у нее не возникало даже мысли когда-либо отпустить его. А теперь, похоже, ей никогда и не придется этого делать. Они друг другу подходят. Он принадлежит ей, а она ему. Со всем недостатками.