Уже засыпая, вспомнила про Пашу. Громко чертыхнувшись, дотянулась до телефона на тумбочке и набрала сообщение, где скомкано объяснила, что задержусь ещё на две недели у отца. Сразу же отключила телефон, зная, что Паша начнет названивать, а я сейчас не готова с ним разговаривать. Возможно, чувствую вину за свое поведение.
Ну вот, снова скисла, это всё мужики виноваты, из-за них страдает моя головушка, мысли всякие покоя не дают.
Ворочаясь в постели, услышала, как кто-то накатался и вернулся домой. За окном была темень, можно сказать, глубокая ночь, и я могла сделать вид, что сплю, но нет, набросила халат и пошла вниз. В голове пронеслось, что Глебушка может быть не один. Вдруг заявится с девицей, а я сейчас спущусь и…
Прибью! Чтобы меня так унижали, да это ни в какие ворота не лезет!
Спустилась с боевым настроем и никак не ожидала увидеть Глебушку в обнимку с бутылкой.
— Ты что, в таком состоянии за рулем сидел?! — разозлилась.
Вот дурак!
— Женушка, — протянул, усмехнувшись.
Сделал шаг, и его тушка была готова встретиться с полом, если бы не моё хрупкое плечо.
— Нажрался, как свинья, — сморщила нос.
Кстати, на удивление, от него пахло только духами, никакого лишнего запаха алкоголя не наблюдалось.
— Плюша, — уткнулся носом мне в шею.
— Я тебя сейчас скину с лестницы, если ещё раз назовешь меня Плюшей, — процедила сквозь зубы, пытаясь забраться с пьяным Глебушкой на второй этаж.
— Плюша.
— Нарываешься? — остановилась, пытаясь заглянуть ему в глаза.
В темноте ничего не вижу, нужно было свет включить.
— Ты моя Плюша, — пробормотал, чмокнув в губы.
— Не твоя, — буркнула, закатив глаза, и продолжила путь, нужно быстрее от любвеобильного муженька избавиться.
Когда мы дошли до спальни, тот уже мне всю шею облизал и искусал. И, черт возьми, стыдно признаваться самой себе, но я возбудилась. Особенно, когда его язычок касался чувствительного места за ухом, уф..
— Всё, приехали, — собиралась сбросить муженька на постель, как тот вцепился в меня и утянул за собой.
— Да чтоб тебя! — ругалась, пытаясь не задохнуться под тяжестью мужского тела.
Как умудрился под себя подмять в таком состоянии?
Когда я думала, что всё, так и умру под собственным мужем, тот приподнялся на локтях.
«О да, я могу дышать», — пронеслось в голове.
— Попалась, Рыжая, — раздался насмешливый голос мужа.
Что???
Не успела ничего сказать, как мои губы подверглись страстному поцелую. Сопротивляться не было сил, тело предательски задрожало, губы приоткрылись, позволяя языку Глебушки проникнуть в меня. Его стон отдался сладким покалыванием внизу живота. Его напор подчинял.
Только моя вредная натура не позволила размякнуть перед ним, смириться с ролью ведомой. Зарывшись пальцами в волосы Глебушки, сжала их и вступила в схватку за лидерство. Языки сплелись в сражение, не готовые уступать друг другу. В результате — искусанные губы, стоны, рыки и переплетенные тела, возбужденные до предела.
Воздух искрил от страсти, одежда казалось лишней, хотелось прикоснуться к коже, вдохнуть одурманивающий запах тела.
«Я сошла с ума», — пронеслось в голове, когда стягивала толстовку с Глеба.
Сошла с ума, когда закатывала глаза от цепочки влажных поцелуев от шеи к груди. Хватала ртом воздух от покусывания сосков. Потеряла стыд и способность рационально мыслить.
Поцелуи тем временем спускались всё ниже, напряжение внизу живота росло, пальчики на ногах сжимались от предвкушения.
— Как же ты пахнешь, — хриплый шепот, и взрыв мозга от самого откровенного поцелуя в моей жизни.
Как же хорошо, как же… ох-х…
Выгнулась, сжимая покрывало, застонала.
— Тебе нравится? — самый тупой вопрос, который можно представить в этой ситуации.
Нет, блин, не нравится, я просто так здесь постанываю.
— Нет, — фыркнула, волшебство момента начало рассеиваться.
Глебушка либо смекнул, что тупанул, либо поверил и стал стараться усерднее.
Волшебство вернулось и поглотило меня с головой. Настолько поглотило, что мои руки уже без какого либо стеснения прижимали голову мужа ближе..
— Ещё! — бесстыдно требовала, как оголодавшая кошка, изгибаясь от наслаждения, заполнившего каждую частицу моего тела.
Напряжение росло, как и ощущение того, что я сейчас познаю что-то необыкновенное.