Аллилуйя, синяк был не большой, и я смогла его замазать. Настроение было не айс, но уже жить можно.
Зевая, спустилась на первый этаж, где и увидела муженька с большим букетом красных роз.
— Исчезни, — буркнула вместо того, чтобы пищать от восторга.
Букет красивый, НО мой глаз ему не прощу!
— Плюша, прости. Я же спал.
— Это тебя, черт возьми, нисколько не оправдывает!
— Всё, не заводись. Что мне сделать, чтобы ты хотя бы на меня рычать перестала?
Зря он спросил.
Уже через двадцать минут он это и сам понял.
— Сука! — орал, а я с наслаждением отрывала воск вместе с волосами с его ноги.
Какое же наслаждение, наблюдать за чужой болью, особенно, за Глебушкиной. Когда ноги были приведены в божественный вид, Глеба как ветром сдуло из спальни. А я успокоилась, немного.
Мы даже кофе вместе решили выпить.
— Ты монстр, как я мог на такое согласиться? — муженька передёргивало.
— Ой, хватит прибедняться, — закатила глаза. — У тебя между ног ни одной волосинки, значит, депиляцию уже делал.
— Знаешь ли, для того, чтобы там не было волос, есть ножницы и бритва, — фыркнул. — И вовсе не обязательно драть на себе волосы с корнем!
— Какие мы нежные, — закатила глаза, пряча улыбку за кружкой.
— Какие мы нервные, — ответил муж.
— Слушай, одна ночь, и сразу всё понятно. Мы не подходим друг другу. Давай разведемся? — глазками хлоп-хлоп.
— Нет, — брови свел, губы сжал.
— Мазохист? — усмехнулась.
Глебушка так и не ответил, только зыркнул грозно, мужика включил. Как раз за нами приехал водитель отца, поэтому я даже переспрашивать не стала, он после острова сам побежит в ЗАГС разводиться.
— Сначала по магазинам, — сказал Глеб, когда мы сели в машину.
— Хорошо, — согласилась.
У меня с собой нет ничего, в чем можно разгуливать по острову, так что глупо строить из себя гордую самостоятельную женщину. Денег в кошелке только на обратную дорогу.
Глебушка вдохновился моим согласием и решил пуститься во все тяжкие. Мы обошли торговый центр за час, скупили всё, что только попадалось на глаза мужу. В женском отделе нижнего белья от его горящего взгляда не смог скрыться ни один мало-мальски откровенный комплект.
— Спасибо, конечно, — улыбнулась. — Но даже не надейся увидеть меня в этом.
— Ты меня недооцениваешь, Плюша, — прошептал на ухо муженек.
Именно в эту секунду позвонил Паша. Надпись “Любимый” на экране моего телефона подействовала на муженька, как красная тряпка на быка.
— Глеб, не смей! — прорычала, когда этот умник выхватил из рук телефон.
— А он знает, что у тебя есть муж? — спросил насмешливо, подняв руку с телефоном над головой.
Вот дылда, не достать.
— Судя по твоей панике, нет, — злобно усмехнулся, собираясь ответить.
Паника действительно накрывала с головой. Чтобы хоть как-то спасти ситуацию, сделала первое, что пришло в голову: поцеловала Глеба, страстно, жадно.
Этот гаденыш со стоном ответил и прижал к себе, позабыв про телефон. Воспользовавшись моментом, выхватила телефон, но вот почему-то поцелуй не прекратила. Наоборот, расслабилась и с наслаждением целовала пухлые губы, обнимая за шею.
— Какая ты сладкая, — сказал Глеб, когда у нас закончился воздух.
— Такая же, как и там? — усмехнулась.
— Там слаще, — улыбнулся, прижимаясь ко мне лбом.
Черт возьми, как это интимно, мило.
Хотелось застонать от несправедливости. Что же меня так троит? Закрыла глаза, пыталась собраться и оттолкнуть муженька, сказать что-нибудь колкое, разрядить атмосферу секса вокруг нас. Как же всё неправильно.
— Не нужно, — сказал Глеб, словно услышал мои мысли.
— Что не нужно? — сглотнула, заглянув в зеленые глаза.
— Не нужно отгораживаться, словно между нами сейчас ничего не было, — усмехнулся, убирая руки с талии.
— А что между нами есть? Фиктивный брак?
— Страсть, которая не погаснет, даже если этот очкарик сейчас встанет между нами, — пафосно заявил, увидев входящее сообщение от Паши.
— Возможно, но разве на страсти далеко уедешь? — горько улыбнулась. — Такие, как ты, пригодны только для секса, а такие, как он, — показала экран телефона, — для семьи.
— Надеюсь, что однажды тебе станет стыдно за свои слова, — муженек с трудом обуздал гнев, который отразился в его глазах.
— А тебе бывает стыдно за свои слова? — разозлилась.
Уж кому-кому, а ему стоило бы промолчать.
— Мне? Стыдно. За каждое слово, что сказал тебе, за каждое, мать его, слово.
— Не верю, — покачала головой.