— Зачем же идти в спальню, если диван такой удобный, — прошептала Плюша, забираясь на меня.
— Подожди, — дотянувшись, захлопнул ноутбук. — Его идиотизм будет отвлекать меня.
— Как же хорошо, что ты у меня не такой воспитанный, — мурлыкнула малышка , когда футболка улетела в сторону и моему взору открылась шикарная грудь.
«Я мать вашу в раю» — подумал, когда сжав сиськи, услышал сладкий стон Плюши.
Глава 18
Глеб
Руки Плюши ласково поглаживают взмокшую от пота спину, пока я покусываю нежную кожу на шее.
— Доброе утро, сладкая, — произношу, приподнимаясь на локтях.
Софа выглядит довольной. Искусанные губы растягиваются в улыбке, глаза блестят в лучах рассвета. Рыжие кудри на белоснежной подушке и веснушки на носу. Если бы я не влюбился на острове, то сейчас точно бы вырвал из груди сердце и вручил ей.
— Снова тебя хочу, — признаюсь, ощущая, как член наливается желанием.
Интересно, какой раз за утро? Уже сбился со счета.
Как проснулся в четыре с диким желанием обладать своей женой, так и не могу остановиться. Снова и снова беру её, а голод не утихает. Наоборот, разгорается сильней, так что никакой Виагры не нужно, чтобы перезаряжаться.
Я словно путник в пустыни, помирающий от жажды, а Плюша самый желанный источник. И пока не напьюсь из этого источника, хрен меня кто вытащит из постели.
— Глебушка, ты зверь, — шепчет Рыжая.
Голубые глаза расширяются, щеки покрываются румянцем, с губ срывается вздох, когда я толкаюсь вперед.
— Я только твой зверь, — выдыхаю, прежде чем обхватить губами нижнюю губу, пососать и укусить.
В груди щемит и появляется желание повторять ей бесчисленное количество раз, что я принадлежу ей, что она моя. Я помешан. Я люблю так, что хочется кричать.
— Работа, — стонет любимая, двигаясь ко мне навстречу.
Моя похотливая женщина. Вся моя, без остатка. Моя! Вот, что имеет значение. А работа может катиться к черту вместе с отцами и их требованиями.
От моего запаха на ней плавится мозг. Хочу быть нежным и одновременно трахать без остановки, вбиваться в жаркое лоно, чувствовать, как сокращаются мышцы, как Плюша кричит. Из-за раздирающих чувств внутри, чередую, свожу с ума медленными движениями и добиваю быстрыми.
Медленно. Быстро.
— Люблю… люблю… — шепчет между поцелуями.
— Скажи ещё раз, — умоляю.
Никогда никого не умолял, кроме нее.
— Люблю тебя! — кричит и кончает, содрогаясь подо мной.
Сжимаю в кулак кудри.
— Смотри мне в глаза, — приказываю, продолжаю двигаться.
Томный взгляд, в котором ещё можно различить полученное удовольствие, выбивает из груди воздух, яйца сжимаются, в глазах темнеет.
Прихожу в себя, когда уже лежу рядом, лениво перебирая одной рукой взмокшие волосы своей женщины.
— Я не смогу сегодня ходить, — признается со смешком, прижимаясь щекой к груди.
Сердце до сих пор готово выпрыгнуть из груди, в ушах шум, но я все же различаю восхищенные нотки в её голосе.
Ухмыляюсь.
— Можешь весь день валяться, — стараюсь произнести спокойней, чтобы не выдать, насколько я доволен собой.
— Ты сексуальный маньяк, — царапает ногтями сосок.
Ох, ты, черт! По телу прошелся разряд желания. Член дернулся.
— Жалеешь, что потеряла три года невероятного секса? — произношу с усмешкой.
— Никогда в этом не признаюсь, — улыбается, смотря мне в глаза.
— Гордая? — приподнимаю бровь.
— Скорее, вредная, — усмехается, целуя в ключицу.
— Не хочу на работу. Не хочу оставлять тебя. Мне кажется, стоит мне уйти, как ты побежишь брать билет на самолет, — признаюсь, сгребая Рыжую в крепкие объятья.
— Я не уеду, даже встать не смогу. Честно-честно, — улыбается, целуя в губы.
В нашем поцелуе столько чувств, что к горлу подкатывает ком. Я, как сопливая девчонка, молча умираю от переполняющих душу чувств. Можно ли так любить? Или это помешательство? Если так, то можно ли от него вылечиться? И захочу ли я вообще лечиться?
— Отдыхай сегодня, — произношу хрипло, с трудом оторвавшись от нежнейших губ.
— Может, ты не пойдешь на работу?
— Тогда отцы приедут сюда, — морщусь, вспоминая о существенных проблемах.
— И почему ты ещё лежишь? — хмурится. — Езжай на работу, пока они действительно сюда не приехали.
— Они все равно нас навестят.
— Глеб!
— Боишься?
— До ужаса, особенно, если вспомнить, что ты им наплел.
— Не бойся, Плюша, я не дам тебя в обиду.
— Обещаешь?