Бравый ротный оказался милейшим человеком. Увидев Долли, он публично заявил, что погиб, потому что совершенно безнадежно втюрился или, говоря языком штафирок, влюбился, окончательно и бесповоротно. Он смотрел на Долли преданными собачьими глазами и готов был выполнить любое ее поручение.
После обеда катались на лодках, потом разошлись парами смотреть закат.
Маша со Стевловым остались одни у костра. Корнет задумчиво ворошил угли, у него было странное непривычное выражение лица, он словно постарел лет на десять...
— Миша! Вы чем-то расстроены? — спросила Маша.
Корнет улыбнулся виновато, как человек, которого застали за неприглядным делом.
— Нет, нет... Все хорошо... Пикник удался... Правда?
Маша легонько тронула Стевлова за плечо. Была в этом жесте и нежность, и забота, и покровительство.
— У меня, Мишенька, много чего было в жизни... Я знаю, как важно порой выговориться, рассказать о том, что тебя мучит,..
Стевлов внимательно посмотрел на Машу.
— Простите, сколько вам лет? — неожиданно спросил он.
— Девятнадцатый пошел...
— Мне иной раз кажется, что вы намного старше меня... Хотя на самом деле все наоборот...
— Хорошенький комплимент молодой женщине, — засмеялась Маша.
— Я совсем не то хотел сказать, — корнет совсем смешался, замолк и снова неотрывно стал смотреть на огонь. — Трудно отвести взгляд от огня... Так бы смотрел и смотрел...
— Что с вами случилось? — настойчиво допытывалась Маша. — Мне казалось, мы друзья. Если бы со мной что-то произошло, вы, Мишенька, узнали бы об этом первым... Ну, может быть, вторым, после Долли.
Корнет быстро глянул на Машу и сказал:
— Я, Машенька, вляпался в дурную историю... Жил хорошо, весело, красиво и вдруг — шлеп, и весь в грязи... И это ощущение грязи сводит меня с ума... А что делать — не знаю.
— Прежде всего — все рассказать. И, пожалуйста, не деликатничайте... Я столько всего повидала... Меня трудно удивить...
С трудом выговаривая слова, делая паузы там, где их, казалось, быть не должно, иногда переходя на еле понятную скороговорку, начал корнет свой рассказ.
— В прошлом году я сопровождал в Петербург полкового командира. Его вызвали в Генеральный штаб и на аудиенцию к государю. Он взял с собой нескольких офицеров полка, как бы в награду за хорошую службу. Я оказался в их числе. Петербург меня оглушил: балы, вернисажи, маскарады... Я стремился везде побывать, во всем принять участие. Однажды у Нарышкина играли в баккару... Я согласился взять карты и в один час проиграл двадцать тысяч. Хотел застрелиться... Потом мне нашли процентщицу, и она под грабительские проценты выдала мне необходимую сумму. Целый год я коплю деньги, но у меня ничего не выходит... Жалованье уплывает неизвестно куда.
Стевлов замолчал... С берега доносились голоса, слышался женский смех.
— Нужно выкупить расписку, чтобы проценты не росли, — сказала Маша. — Взять в долг у порядочного человека...
— Где ж такого человека взять? — скривился, как от зубной боли, Стевлов. — А вчера вызвал меня письмом посланец этой генеральши и потребовал немедленно заплатить... С процентами — уже тридцать тысяч...
При слове «генеральша» Машу будто судорога свела.
— Вы сказали — «генеральша»?
— Ее вроде все так называли... Впрочем, я не уверен, что это так на самом деле.
— А ее, случаем, не Амалией Потаповной фон Шпильце зовут?
Пришла очередь удивляться Стевлову:
— Вы знакомы с ней?
— Господи! Доколе же эта старая сводня будет губить людей... Рассказывайте, Мишенька. Дело, я вижу, и впрямь серьезное.
— Денег у меня, как вы знаете, нет... Я попросил об отсрочке... Посланец об этом и слышать не хочет... Неприятный такой господин, лысый, потный... Он пригрозил мне долговой ямой...
— Не падайте духом, Мишенька... Что-нибудь мы придумаем...
— Нет, нет... Не нужно об этом никому рассказывать. Человек за все должен платить сам.
С реки потянул свежий ветерок. Маше стало зябко. К костру возвращались люди, начали собирать скарб. Пора было уезжать. Маша взяла Стевлова за руку, отвела недалеко от костра.
— Амалия Потаповна — страшный человек, — сказала она. — Хуже я в своей жизни не встречала... А я много всяких людей повидала. С нею надо быть очень осторожным...
— Так я это уже понял... Мне ведь этот посланец пообещал долг простить за небольшую услугу, — усмехнулся корнет.
— Какую услугу? — насторожилась Маша.
— Человека им надо убить... Решили, что я поупираюсь и соглашусь... Кому в яме-то оказаться хочется.
— Надо сообщить в полицию, — решительно сказала Маша.
— Это ничего не даст... Господин этот сразу от своих слов откажется. Скажет, что я наговариваю на него, чтобы долг не платить.
— Что же делать?
— Попробую деньги достать... Пойдемте, все уже уходят.
И они присоединились к участникам пикника, которые веселой гурьбой направились к лодкам.
Дом Шеншеева. Саратов.
О том, что случилось с корнетом Стевловым, вечером того же дня узнала Долли. Маша рассказала ей все, что знала.
— Надо спасать Мишеньку... — закончила она свой рассказ.
Долли ответила не сразу. От своего батюшки она унаследовала трезвый ум, разумную прижимистость и скептическое отношение к людям.
— Ты уверена, что корнет не придумал всю эту историю, чтобы выглядеть перед тобой романическим героем?
— Уверена!.. — горячо сказала Маша. — С ним случилось несчастье. Амалия Потаповна фон Шпильце — грязное животное. Она погубила столько людей! Я рассказывала тебе о лотерее невинности. Только чудо спасло меня тогда.
Восторженно-радостное состояние, захватившее Долли на пикнике, еще не прошло. Она села за пианино... Зазвучал Шопен... Долли была мастерицей в игре на фортепьяно.
— Машенька, милая! Ну что мы можем... Не надо было проигрывать. Тридцать тысяч... Откуда их взять? У папа, конечно, есть деньги, но они в обороте... И потом, с какой стати? Кто мне этот смазливый корнет? Я решительно не могу, не знаю, чем помочь...
— Как знаешь, как знаешь... — резко сказала Маша. — Помоги мне продать колье...
Долли перестала играть.
— Ты хочешь продать колье, что подарил тебе дядя? Маша! Это глупо, в конце концов... Есть вещи, которые ни при каких условиях нельзя продавать...
— Дядя меня поймет...
— Ну, и что ты за него возьмешь?! — горячилась Долли. — Тысячи полторы... И то, если доброго покупщика найдем. Ты представляешь себе, что это за сумма — тридцать тысяч! На нее можно имение в сто душ купить, земли десятин так тысячи в две...
— Я еду в Чечевины, — неожиданно решила Маша. — Мне нужно поговорить с мамой, с дядей Николя, с Ваней...
— А ему это понравится?
— Что ему может не понравиться?
— Твои хлопоты за неизвестного гусарского корнета. Он может приревновать тебя к нему... Об этом ты подумала?
— Я не хочу об этом думать... Ты бы не могла распорядиться насчет лошадей?
— Сейчас?! — удивилась Долли. — Так ведь ночь на дворе... Двадцать верст... Лес, брод... Люди откажутся.
Маша нетерпеливо заметалась по комнате.
— Тогда рано утром... Как только рассветет... Я тебя очень прошу, Долли! Нужно торопиться.
Долли обняла Машу, прижала к себе.
— Вот увидишь, твои страхи напрасны... Все образуется...
— У меня дурные предчувствия, Долли...
— Это всё нервы... Ты услышала про генеральшу, и это взбудоражило тебя... Я тебя понимаю. А вот рассказ корнета очень смахивает на авантюрный роман.
— Не нужно, Долли... Это не тема для иронии. — Маша выскользнула из рук Долли.
— Я распоряжусь... Рано утром тебе будет подана коляска, — сказала Долли.
Сад Очкина. Саратов.