— Мне всегда казалось, что вы закоренелый холостяк, — сказала Наташа.
— По некоторым обстоятельствам вынужден был не афишировать свое семейное положение, — на ходу придумал Ковров.
— Тогда вы — настоящий артист, Сергей Антонович. У вас все ухватки были холостяцкие...
— Внешность обманчива, баронесса, — сказал Ковров.
— Не нужно называть меня баронессой. Меня зовут Наталья Алексеевна Загурская.
— Как прикажете, — нисколько не удивившись, сказал Ковров. — Где остановились?
— Мансарду сняли неподалеку от кирхи... Милости просим вечером к нам. Расскажем свежие петербургские новости, — пригласил Загурский.
— Жене нездоровится... Она вечером не выходит из дома...
— Покажите вашу жену Платону Алексеевичу, — предложила Наташа. — На сегодня в Петербурге нет врача лучше.
— Наталья Алексеевна, — укоризненно покачал головой Загурский. — Это большое преувеличение... Но кое-что я в своем деле умею и готов осмотреть вашу жену.
— Спасибо, я поговорю с ней. Видите ли, у нее расстроены нервы, и она неохотно знакомится с новыми людьми.
Наташа поднялась со скамьи, зябко поежилась. Загурский набросил ей на плечи шерстяную шаль.
— Мы пойдем, с вашего позволения, — сказал Платон Алексеевич.
— Хотите, провожу вас по праву старожила? — предложил Ковров.
— Будем очень признательны, — улыбнулся Загурский.
Они пошли по дороге к деревне. Дорога была пробита по краю пропасти; слева возвышалась скала, справа — глубокое ущелье.
— Как коротаете вечера? — спросил Загурский.
— У нас с женой свободного времени не остается... Детей надобно готовить в гимназию. Жена занимается языками, мне на старости лет пришлось вспоминать математику... Читаем вслух вечерами... Иной раз в дурачка перекинемся... Вот и все наши развлечения.
— В вист играете? — спросил Коврова Загурский.
— Сергей Антонович, насколько я помню, играет во все карточные игры, — сказала Наташа. — И, как правило, весьма успешно...
— Это — пока мне в любви не везло... Теперь за стол боюсь садиться...
— И все ж... может быть, составим партию? По маленькой... — предложил Загурский.
— Ну, что ж... По пятачку можно и побаловаться, — согласился Ковров.
— Так мы ждем вас нынче вечером, — обрадовался Загурский.
Ковров не ответил ничего определенного. На околице они простились и разошлись в разные стороны.
Дом Загурских. Швейцария.
Загурские снимали просторную мансарду, разделенную дощатой перегородкой на две равные половины. В одной разместилась Наташа, другую занял Загурский.
Столовались они у хозяев в большой комнате на первом этаже. Комната была с камином и огромным дубовым столом посредине, окруженным массивными стульями. Сами хозяева летом жили во флигеле, поэтому за ужином Загурский и Наташа были одни. Хозяйка, немолодая, но еще крепкая и миловидная женщина, не понимавшая ни слова по-русски, поставила еду и ушла.
Пища была простой, вкусной и здоровой. Сегодня на ужин им подали вареные овощи, запеченную свиную ногу и темное домашнее пиво.
— Видите, как хорошо, — сказал Загурский, — у вас здесь оказались знакомые...
— Вы заметили женщину, очень красивую? Мы ее встретили, когда шли на водопад, — спросила Наташа.
— Не припоминаю...
— Она еще резко повернула назад, когда увидела нас. Как будто испугалась...
— А-а-а... — вспомнил Загурский. — Я не успел ее разглядеть.
— Думаю, это и есть жена Коврова...
— Почему вы так решили? — удивился Загурский.
— Не знаю... Мне показалось, что я ее где-то уже видела... Она русская... Я в этом уверена. А больше русских здесь нет... Положите мне еще мяса, — попросила Наташа, — мне все время хочется есть.
— Это прекрасно! — обрадовался Загурский. — Это значит, что вы выздоравливаете.
— Надо мне себя сдерживать, — улыбнулась Наташа.
— Зачем?
— Как бы мне не пришлось менять гардероб!
— Вам пока это не грозит, Наташа... Впервые Загурский назвал жену по имени, это
получилось случайно, и Наташа поняла это. Но ей стало очень приятно и вместе с тем неловко.
— Чем занимался Ковров в Петербурге? Откуда он вам знаком? — спросил Загурский, чтобы замять неловкость.
Наташа не сразу ответила на вопрос Платона Алексеевича. Воспоминания недавнего и далекого прошлого нахлынули на нее и понесли в омут времени.
— Не знаю, как ответить на ваш вопрос... Я знаю Коврова вот уже лет двадцать и не знаю о нем, в сущности, ничего. Когда-то его руками я хотела убить одного человека. Бог меня спас, и убийство не удалось... Спустя шестнадцать лет я дважды пыталась убить Коврова... И снова Господь спасал меня, и убийство не удавалось... Если в моей жизни возникал Ковров, это означало, что мне угрожает опасность...
Платон Алексеевич внимательно смотрел на Наташу, и она прочла в его взгляде пытливый докторский интерес.
— Не верите мне... Думаете, галлюцинации, фантазии... После болезни, — горько сказала Наташа. — Нет, Платон Алексеевич, я вполне нормальна. Знаете, над чем последние три часа я ломаю голову? Догадайтесь... Загурский пожал плечами.
— Случайна ли наша встреча с господином Ковровым? А если не случайна, то кто же ее устроил? Господин Ковров? Или, может быть, вы, Платон Алексеевич?
— Вы и меня в этом подозреваете? — удивился Загурский.
— Ваш выбор этой деревни был предопределен еще в Петербурге... Почему? Что здесь примечательного? Может, мы приехали сюда, чтобы «случайно» встретить Коврова? Скажите правду, Платон Алексеевич... Если я узнаю сама, нам очень трудно будет потом оставаться вместе.
Платон Алексеевич понял, что теперь, в эту минуту решается судьба их отношений, что Наташа никогда не простит ему лукавства и лжи.
— Я приехал сюда не из-за Коврова, — сказал он. — Хотя, не скрою, знал, что мы встретим его здесь...
— Стало быть, я права — вы выбрали это место не случайно? — настойчиво повторила вопрос Наташа.
— Да, не случайно... Но прежде, чем все объяснить, я хочу сказать, что это никак не связано с моим отношением к вам... Ради вас я готов послать ко всем чертям свои дела здесь... Я...
— Не продолжайте! — прервала его Наташа. — Теперь все выяснилось... Я была нужна вам, потому что знаю Коврова... Вы привезли меня сюда, чтобы использовать в какой-то своей интриге... Говорите, так или нет?
— Нет, — твердо сказал Загурский, ни минуты не раздумывая.
—Не лгите! Я все время что-то чувствовала... Да и вы сами только что сказали, что приехали в этот проклятый Лихтендорф не случайно... Ведь сказали?
— Сказал... И это правда... Но правда также и в том, что вы здесь ни при чем... Климат деревушки благотворен для вашего здоровья... И только этим объясняется ваше присутствие здесь.
— Я пойду к себе, — Наташа решительно встала из-за стола.
— Постойте, — Загурский взял Наташу за руку. — Мне нужно вам многое рассказать.
— Поздно, Платон Алексеевич... Уже слишком поздно, — сказала Наташа.
Загурский понял: если ему сейчас не удастся заставить ее поверить ему, то не удастся больше никогда.
— Наталья Алексеевна, умоляю, выслушайте... Меж нами может случиться страшное недоразумение, если вы теперь не выслушаете меня.
Наташа никогда не видела Загурского таким: его лицо покрылось красными пятнами, он кусал губы, и тонкая струйка крови текла с губы по подбородку.
— У вас кровь на губе, — Наташа протянула Загурскому платок.
Он машинально вытер кровь и быстро, захлебываясь словами, заговорил:
— Я приехал сюда из-за жены Коврова... Ее звали раньше Юлией Николаевной Бероевой... Она покушалась на младшего Шадурского... Владимира. Ее осудили в каторгу.
Наташа знала эту историю. Целый месяц весь Петербург только и говорил об этом. В обществе образовались две враждебные партии. Одна держала сторону молодого князя, другая, не менее многочисленная, приняла сторону Бероевой.