— Ну, слава Богу! — с огромным облегчением воскликнул Ковров. — Ты выздоровела, Юленька! Юленька, приготовься выслушать самое главное... В любую минуту ты можешь остановить меня... И я доскажу тебе все как-нибудь в другой раз, договорились?
Юлия Николаевна кивнула.
— Загурский сказал, что приехал сюда по поручению генеральши фон Шпильце.
— Как?!— воскликнула Юлия Николаевна.
— Мне продолжать? — на всякий случай спросил Ковров.
— Конечно, Сережа... Но ведь Шпильце не знает, что я осталась жива, для нее я умерла...
— Нет, Юленька... Она знает, что ты жива... Видимо, тебя здесь увидел кто-то из русских... и узнал...
— Вот видишь! Я же говорила тебе...
— Не будем об этом... Для Шпильце ты представляешь большую опасность...
— Я?.. Опасность для Шпильце?
— Делу снова дан ход... Им занялся другой, более искушенный следователь. Я имел честь с ним познакомиться... Этакий английский бульдог, по-моему, честный человек. Вцепится — не оторвешь. Более всего Шпильце боится, как бы ему не стало известно, что ты жива.
— И зачем она прислала Загурского? Чтобы убить меня?
— Нет... Она поручила ему втереться к нам в доверие, начать пользовать тебя... А лечение вести таким образом, чтобы полностью расстроить твои нервы и превратить тебя... Ну, словом, чтобы твои показания не имели никакой силы...
— Понятно, — раздумчиво произнесла Юлия Николаевна. — Неясно только, зачем он рассказал обо всем тебе...
— Я задал ему этот вопрос...
— И что он ответил?
— Вот давеча та женщина говорила, что месть иссушает, что месть — не христианское дело. Так она же мстила невинным... А тут живет паучиха, затаскивает в паутину новые и новые жертвы, а тех, кто по случайности вырвался, считает своим правом преследовать и убивать. Надо остановить ее.
— Браво, Юленька!
В дверь тихо постучали.
— Что тебе, Глаша? — спросила Юлия Николаевна.
Вошла Глаша.
— Гюнтер из города письмо привез... Я думаю, чего до утра ждать. Может, важное что...
— Где письмо? — бросился к Глаше Ковров. Она достала из необъятного кармана фартука
конверт. Ковров, быстро пробежав адрес, сказал:
— От Николая...
Нетерпеливо разорвав конверт, он углубился в письмо, а Глаша подошла к Юлии Николаевне и негромко сказала:
— Сегодня опять эту встретила. Она меня как будто караулит... То в сырной лавке у Ганса, то в кондитерской у Петера... И улыбается, змея...
— Почему ты оскорбляешь эту женщину? Что она сделала тебе?
— Сразу видно, что змея. И про вас интересуется... Как, говорит, здоровье Юлии Николаевны... А я ей говорю: «Вашими молитвами». А ее всю так и перекосило...
— Глаша! Я тысячу раз тебе говорила: грубостью ты унижаешь прежде всего себя.
— Это мы, Юлия Николаевна, переживем... А чего, скажите, она про ваше здоровье выпытывает? Зачем ей это знать нужно? Заботливая нашлась... Гадина она...
— Глаша! Я запрещаю тебе браниться!
— А как мне прикажете ее величать?
— Ступай; Глаша, — сказал Ковров. — Мне поговорить нужно с Юлией Николаевной.
— Неприятности какие в письме? — встревожилась Глаша.
— Тебе привет от Долли, — сказал Ковров.
— Вы говорили, вроде от Николая Яковлевича письмо... Причем тут мадмуазель Долли? — насторожилась Глаша.
— Много будешь знать, скоро состаришься...
— Ох, окрутит она его! Как пить дать — окрутит!
— Не твоего ума дело, — рассердился Ковров. — Ступай.
Продолжая ворчать на Наташу и на Долли, Глаша удалилась.
— Что-то нехорошее в письме? — беспокойство Глаши передалось Юлии Николаевне.
— Помнишь управляющего князей Шадурских? У него еще имя такое замысловатое — Полиевкт Харлампиевич...
— Как же мне его не помнить?
— Так вот... Его выпустили из тюрьмы... Не знаю уж почему... Только он теперь на свободе и уже успел много всякого натворить... Надо нам, Юленька, с тобой в Россию... Права ты, не будет нам покоя, пока мы с этой бандой до конца не разберемся. А дома, говорят, и стены помогают.
— А что Долли? — не удержалась Юлия Николаевна.
— У нее с Николаем помолвка...
— Ах, Глаша! — восторженно сказала Юлия Николаевна. — Ну, согласись... Иной раз она такое скажет... Только диву даешься...
— Согласен! На десять глупостей у нее бывает одна парадоксальная мысль... Что есть, то есть.
— Вот еще что, Сережа. Я, конечно, в этих вопросах разбираюсь хуже, чем ты, но мне кажется, не стоит сразу записывать Платона Алексеевича во враги...
Ковров хотел прервать жену, но она настойчиво продолжила:
— Да, очень много подозрительных совпадений... Но мы уже сталкивались с тобой с такими обстоятельствами, когда бывают немыслимые совпадения. Не надо заведомо относиться с предубеждением к человеку. А вдруг он говорит правду?
«Ерши». Петербург.
В потайной комнате Юзич инструктировал Фо-мушку и Гречку. Их было трудно узнать в новом обличье: два весьма прилично одетых господина с тросточками и котелками в руках сидели перед Юзичем.
— Не знаю, как вас теперь называть, благородиями или сиятельствами, может быть, превосходительствами ?..
— Ладно, Юзич! Шутки шутить после будем... Зачем звал? — оборвал Юзича Гречка.
— И кто ж вам такие ладные костюмчики сшил? Дайте адресок... Давно собираюсь новую пару справить...
— У тебя, я вижу, времени много, — сказал Гречка.
— Времени как раз совсем в обрез, — возразил Юзич. — Нужно вцепиться в одного человека... Он не сегодня-завтра на Московском вокзале объявится. И куда бы он дальше ни поехал, нужно его вести... Хоть в Турцию, хоть в Польшу, хоть в Бразилию...
— Это как же? — оторопел Фомушка. — Это ж сколько денег нужно! На одних билетах разоришься... А гостиницы...
— Я к тому, что не знаю, Фомушка, где он остановится... Может, в Москве, а может, в Полтаве... Про Бразилию — это я так, для наглядности. А что касаемо денег, вот вам на первое время. — Юзич протянул Фомушке довольно толстую пачку.
Фомушка, послюнявив пальцы, пересчитал деньги, остался удовлетворен.
— Мы этого человека видели когда-нибудь? — спросил Гречка.
— Думаю, не видели...
— Как же мы его узнаем?
— Я с вами своего человека пошлю... Он вам того субъекта укажет. Дальше — в поезд, и за ним.
— Что за человек? Не темни, Юзич...
— Человек как человек... От людей бежит... Обидел он кой-кого... Из наших...
— Так, может, нам на него времени не тратить?.. На железной дороге несчастные случаи часто бывают...
— Нет! — сказал, как отрезал, Юзич. — Семка!
Явился половой, который обслуживал Хлебонасущенского и Понырина.
— С этими людьми пойдешь...
— Слушаю-с.
— И смотри, не проворонь Полиевкта Харлампиевича...
— Как можно-с...
— Ступай, переоденься...
Половой вышел, Юзич спросил у Фомушки:
— Писать умеешь, Фомушка?
— Не так чтобы очень...
— Из каждого города присылай мне письмецо... — Ну, это как же?.. — запротестовал Фомушка.
— Два слова. Адрес, откуда письмо посылаешь, и день, когда посылаешь. Все это на конверте любой почтарь напишет. Понял?
— Чего тут не понять...
— Ну, с Богом. Я на вас надеюсь...
— Когда мы тебя подводили, Юзич! Фомушка и Гречка ушли.
Юзич вышел в общий зал. Стал прохаживаться между столиков, подмечая малейшие промахи половых.
По лестнице в зал спустился Гусь, остановился, высматривая свободный столик; Юзич подошел к нему.
— Зачастил ты к нам... Раньше пирогами да сбитнем на улице пробавлялся, а теперь в ресторациях обедаешь... Никак, копейка завелась?
— У меня, Юзич, копейка не задерживается... Карманы дырявые...
— Ох, любишь ты прибедняться... Казанскую сироту из себя представляешь... А тряхнуть тебя — много чего на пол посыпется...
— Откуда, Юзич? Нынче деньги заработать непросто...