— Не стреляй!— крикнула Маша и направила Рябинку на Хлебонасущенского.
Полиевкт Харлампиевич, нелепо подпрыгивая, побежал, но Маша не отставала и время от времени с оттягом била его кнутом.
— Это тебе за Сергея Антоновича! Это — за Юлию Николаевну! А это — за Мишеньку Стевлова!
Хлебонасущенский рухнул на траву. Прибежали дворовые.
— Связать — и в погреб, — распорядилась Маша. — Глаз не спускать! Упустите — засеку!
Она бросилась к мужу, оторвала полу от блузки, сделала жгут и, перетянув руку, остановила кровотечение.
Вечером того же дня Маша и Иван сидели в гостиной. Рука Ивана была аккуратно забинтована и покоилась на черной перевязи.
— Болит?— спросила Маша.
— Терпимо...
— Доктор сказал, что задета кость...
— Хорошо, что левая... Я ведь правой работаю,— сказал Ваня. — Надо послать людей к становому...
— Прежде всего напишем дяде Николя,— возразила Маша. — И будем ждать, что он ответит...
— Но мы не можем держать так долго взаперти человека...
— Это не человек. К нему неприменимы людские законы.
— Машенька! У нас чужие деньги, оружие... А ну как с ним что-то случится...
— От полиции он откупится... Удалось же ему уйти от правосудия.
За окном раздался цокот копыт, голоса дворовых. Маша подбежала к окну, пытаясь разглядеть
в кромешной тьме неожиданного визитера.
Дверь распахнулась, и в гостиную в дорожном плаще, забрызганном грязью, вошел князь Николай. Под глазами у него были черные круги, два дня и две ночи не смыкал он глаз. Увидев Ивана с рукой на перевязи, он понял, что опоздал. Маша бросилась к Николаю, обняла за шею, повисла на нем.
— Как хорошо, что вы приехали! Как славно!
— Что случилось? Ты ранен? Иван виновато пожал плечами.
— Он напал... Подкараулил на берегу озера и набросился... Иван ударил его, а он хотел его убить... Слава Богу — попал в руку... С двух шагов стрелял,— сбивчиво, глотая слова, рассказывала Маша.
— Это она меня спасла,— сказал Иван. — Она его кнутом. Как вы учили.
— Когда это случилось?— спросил Николай.
— Часа в два пополудни...— ответила Маша.
— Надо ехать в Саратов... Возможно, он еще не выехал из города.
— Он здесь,— сказала Маша. — Мы его в погреб посадили и людей неотлучно приставили...
— Ну, молодцы вы у меня! — Николай чмокнул Машу в щеку. — К становому человека
посылали?
— Нет... Мы решили сначала вам все отписать...
— Вдвойне молодцы! Там со мной из Саратова два господина приехали...
— Что же вы?! — удивилась Маша. — Надо же их в дом позвать.
Маша бросилась к дверям.
— Этих господ в дом пускать не следует. Одного Фомушкой зовут, другого — Гречкой,— сказал Николай. — Распорядись, чтобы их во флигеле поместили, накормили... И чтобы глаз с них не спускали.
Маша вышла выполнять распоряжение Николая.
— Умоюсь с дороги — покажешь руку,— сказал Николай Ивану.
— Доктор Цветков уже смотрел...
— Спрашивал, отчего рана?
— Спрашивал.
— И что сказали?
— Маша сказала, что на охоте... Неосторожно с ружьем обращался.
— Так... Пулю извлекли?
— Он меня — навылет...
— Нашли пулю?
— Мы ее и не искали... Зачем?
— Завтра всех дворовых пошлешь пулю искать... Тому, кто найдет, — двадцать пять рублей.
Поздняя ночь. В кабинете Иван и Николай. Рука у Ивана разбинтована и Николай осматривает рану,
— Выпей водки,— Николай налил из графина полный стакан.
— Я столько не смогу...
— Пей! Больно сейчас будет... Зато руку спасем. Давясь, Иван с трудом выпил стакан и на глазах опьянел.
— Откуда вы все знаете, все умеете?..— заплетающимся языком спросил Иван.
— Поживи с мое... Ну, держись, казак, атаманом будешь!
Николай склонился над рукой, что-то с ней сделал, и Иван завыл.
— Все, все, все! — сказал Николай. — Теперь положим гипс... Через месяц-два как новая будет. — Он быстро забинтовал руку и стал накладывать на нее жидкий гипс. Сделав все, что нужно, Николай повесил сразу ставшую тяжелой руку на перевязь.
— Спать ложись,— и подтолкнул легонько Ивана в спину.
Покачиваясь, Иван вышел из кабинета. В дверях к нему бросилась Маша.
— Больно было?— участливо спросила она.
— Ерунда...— пьяно бахвалясь, сказал Иван. — И не такое выдержу...
— Господи!.. Да ты совсем пьян.
— Имею право... Николай Яковлевич приказал...
— Это чтобы шока не было, — пояснил Николай. — Проводи его и возвращайся. Нам с тобой кое-что еще сделать надо...
Маша крепко взяла Ивана за здоровую руку и повела в спальню.
Николай прибрал все после операции. Вошла Маша.
— Рухнул на постель и сразу заснул.
— Много крови потерял... Болезненная рана.
— Пропала рука?— спросила Маша.
— Не думаю. Молодой... Кости должны хорошо срастаться. Распорядись, чтобы бандита привели. Хочешь быть при нашем разговоре?
— Нет, — не колеблясь, ответила Маша. — Что вы решили?
— Повезу его в Петербург... В конце концов, сдам в полицию. Но сначала получу письменные признания во всех его преступлениях.
— Он не сознается...
— А я полагаю — сознается... Иди.
Через пару минут два здоровенных дворовых втолкнули в кабинет Полиевкта Харлампиевича. Вид у него был жалкий: рубаха торчала из-под жилетки; один рукав был наполовину оторван, глаза затравленно зыркали по сторонам.
— За дверью подождите,— сказал Николай дворовым. — Ну, что ж, Полиевкт Харлампиевич, снова свидеться довелось... Я же вам говорил тогда в «Ершах»: купите домик и живите тихо и мирно... Не послушались вы меня. Опять за свое принялись.
— Вы не имеете права! Держать человека в погребе... У меня колики и геморрой! Требую сдать меня полиции! Требую вернуть мне деньги! Ограбили, избили и еще держат в холодном погребе!.. Мы, милостивый государь, в России, а не в Африке... Нас стерегут законы...
— Красноречиво... Боюсь, в полиции вам могут поверить. Ежели вы при этом случайно оброните на стол полицейскому чиновнику пару красненьких, несомненно, поверят... Не станут даже интересоваться, откуда взялся револьвер, из которого вы чуть не застрелили Ивана Вересова.
— Наговор! У вас есть свидетели?! Нет! Дворовые? Так это не свидетели. Дворовые, что баре прикажут, то и говорят.
— Умно. Придется не сдавать вас в полицию. Придется вам прокатиться со мной в Петербург.
— Не поеду! Силком повезете — кричать буду, скандал сделаю... Не получится ничего у вас. Так что пока добром прошу: сдайте меня в полицию.
— Угрожаете?
— Как хотите, так и понимайте.
— Ну, хорошо, — сказал Николай. — Считайте, что я испугался. Посидите немножко, сделайте милость... У меня неотложное дело. И на окна, пожалуйста, не поглядывайте. Собаки с цепи спущены. Разорвут... Хорошо, если насмерть загрызут... Считайте, повезет... А то таким калекой останетесь... Не приведи, Господь...
Николай вытащил из шкафа пузырьки, пробирки, длинную иглу на деревянной ручке.
Хлебонасущенский настороженно следил за ним, понимая, что он затеял все эти манипуляции не зря.
Николай налил в пробирку из пузырька, сделанного из плода неизвестного растения, желтой: маслянистой жидкости, добавил другой из черной стеклянной бутылочки и тщательно перемешал. Затем он осторожно погрузил в пробирку иглу.
— Вот так, Полиевкт Харлампиевич, туземцы Центральной Африки изготовляют смертоносное оружие. Достаточно уколоть буйвола такой стрелой, и он падает парализованный... Именно парализованный, а не мертвый... Уловили разницу? Если давать животному пищу и воду, оно еще долго сможет жить. Вам все понятно?
— Вы не посмеете! За это вас в каторгу...
— Возможно. Но, согласитесь, это малое утешение парализованному на всю жизнь человеку... Впрочем, не уверен, что вас можно именовать человеком.
Николай позвал дворовых.