Дом Чечевинских. Петербург.
Платон Алексеевич Загурский осматривал Степана. Степан был в исподней рубахе, кряхтел, недовольно ворчал, всем видом показывая бесполезность и праздность процедуры.
— Кабы барыня не приказала, ни в жисть бы не согласился... Доктора — это для господ. А у нас как: Бог дал — Бог взял.
— Сколько вам лет?— спросил Загурский.
— Кто ж его знает?.. Много...
— Примерно сколько? С французом воевали?
— Чего ж не воевать... Мы с их светлостью князем Яковом Николаевичем во второй армии под началом его высокопревосходительства князя Петра Багратиона служили...
— А императрицу Екатерину Великую помните?
— Не видал, врать не буду... А помнить — помню.
Загурский прослушал, простучал Степана, приказал ему лечь на кушетку и принялся мять и ломать его, как заправский костоправ.
— Что ж ты со мной делаешь, батюшка?.. Да ты меня сломаешь всего, — взмолился Степан.
— Больно? — спросил Загурский.
— Боязно... Кости трещат...
— Ну, вставайте, — сказал Загурский. — Смелее. Ноги болят?..
Степан осторожно поднялся с кушетки.
— Куда как меньше... Я-то, барин, думал, как вы за меня взялись, что пришел мой час. А теперь гляжу, вроде поживу еще...
— Поживете, поживете... На руки полейте. Степан взял кувшин с водой и полил Платону
Алексеевичу на руки.
— Ну, как он? — спросила Анна.
— Соответственно возрасту... Я ему тибетский массаж сделал. Какое-то время ему будет лучше. Потом процедуру повторим.
— Спасибо. Мы очень любим старика. Возьмите, — Анна протянула Загурскому деньги.
— Не надо. Я не беру денег за лечение простолюдинов.
— Вы в Обуховской больнице служите? — спросила Анна.
— Консультирую.
— А в отделении для душевнобольных вам приходилось бывать?
— Несомненно.
— Не встречался ли вам там больной Шадурский?
— Князь Шадурский?
— Да...
— Разумеется, встречался... Это — необычный больной... Говорят, он совершенно одинок, год назад у него погибли жена и сын. Но кто-то каждый месяц вносит за него приличную сумму, так что содержание у него весьма достойное: отдельная палата, хорошая еда, приличная одежда.
— Как он?
— Ярко выраженная шизофрения... Неадекватная оценка жизни... Время от времени впадает в глубокую меланхолию. А он вам знаком?
— Да... Нельзя ли мне его посетить?
— Отделение для душевнобольных не из приятных мест... Не боитесь?
— Я в разных местах бывала...
— Ну, что ж, послезавтра у меня обход... К десяти утра приезжайте в канцелярию.
Загурский поднялся.
— Разрешите откланяться, — сказал он.
— Передайте поклон жене...
Анна проводила Загурского до дверей.
Обуховская больница. Петербург.
Палата Шадурского представляла собой малюсенькую комнатку длиною чуть больше койки, которая стояла там, а ширина ее позволяла лишь втиснуть рядом с кроватью небольшую тумбочку. Но и это считалось огромной роскошью в больнице и предоставлено было князю только потому, что неизвестный благодетель переводил в больницу каждый месяц довольно значительную сумму.
Дмитрий Платонович встретил Загурского как родного, на стоящую позади него Анну не обратил внимания.
— Милости прошу, дорогой Платон Алексеевич. Рад видеть вас в своей монашеской келье... Я всегда с нетерпением жду ваших посещений. Для меня это — живительная возможность поговорить с порядочным человеком. Вы же сами видите — кругом хамы... Куда ни посмотришь — одни свиные рыла. Никаких понятий о приличиях... Вот, — он протянул Загурскому исписанный лист, — передайте это государю... Я понимаю его опасения... Они — Романовы, а мы, Шадурские, — все-таки Рюриковичи... Но в этой бумаге я протягиваю ему руку, предлагаю забыть наши распри. Мне кажется, это правильный жест с моей стороны.
— Несомненно, — согласился Загурский. — Как самочувствие? Жалуетесь на что-нибудь?
— Я абсолютно здоров. Последнее время чувствую особенный прилив сил. Много работаю... Я решил назвать свою книгу «Наука нежности»... Не правда ли, оригинально?
— Да, да... Безусловно.
— Но почему мне не дают железных перьев? Я прошу, а мне не дают. Распорядитесь, голубчик...
— Хорошо... Но должен заметить, ваш труд, наверное, лучше создавать
гусиным пером. Это как-то более в тоне.
— Вы так считаете? А, впрочем, вы правы... Все великое написано гусиным пером... Байрон, Гете... Кое-кто из наших...
-— Дмитрий Платонович, к вам посетительница...
— Ко мне? — он вскользь глянул на Анну. — А впрочем, конечно... Милости прошу... Вы нигилистка?
— Здравствуйте, Дмитрий Платонович... Услышав голос, Шадурский встрепенулся, в
лице его появилось болезненное беспокойство; он еще несколько раз быстро глянул на Анну и, наконец, узнал ее.
— Вы?
— Я...
— Зачем? Не надо... Я никого не принимаю... Платон Алексеевич, почему ко мне пускают без доклада?
— Успокойтесь... Вам ничто не угрожает. Я же здесь...
— Да, да... Не уходите... Это случается часто... Помните? Шарлотта Корде... Он и не подозревал... Сидел в ванне... Я знал ее... Вполне респектабельная дама...
— Дмитрий Платонович... Это я, Анна... Вы не узнаете меня?
И вдруг Шадурский зарыдал.
— Анна! Девочка моя! Мне так плохо здесь! Ты даже представить себе не можешь, как мне плохо... Меня бьют... Честное слово! Кругом хамы... Забери меня отсюда! Мы поедем в Италию... Нет, лучше в деревню... Помнишь охотничий домик? Нет? А я'помню...
Дмитрий Платонович упал перед Анной на колени.
— Умоляю! Забери меня... Мне плохо здесь...
— Я заберу вас...
— Обещаешь?
— Обещаю, — тихо сказала Анна. Шадурский мгновенно приободрился, перестал
плакать, встал с колен.
— У меня обширные творческие планы... Я замыслил трилогию... На природе мое вдохновение удесятерится... Я стану всемирно известен...
— Сегодня я не смогу вас забрать... Это случится не раньше, чем через неделю-другую...
— Я подожду, — охотно согласился Шадурский.
— Нам нужно идти, — сказал Загурский.
— Да, да... Я окрылен. Распорядитесь насчет перьев. Мне надо писать... Я чувствую вдохновение.
Анна и Загурский вышли в узкий длинный коридор со множеством дверей. Из-за них слышались крики, визги, рыдания.
— Вы и вправду решили забрать его? — спросил Загурский.
— Он не опасен для окружающих?
— Нет. Совершенно не опасен.
— Тогда я, пожалуй, заберу его... Помещу под присмотром где-нибудь в деревне... Пусть гуляет, дышит свободой...
— Кто он вам?
— О, это длинная история... Я... впрочем, он — мой муж.
— Муж? — изумился Загурский.
— Год назад мы обвенчались... Так что перед вами княгиня Шадурская. Остальное вам расскажет ваша жена. Она все знает... Мне хотелось бы поскорее уйти отсюда. Действительно, ужасное место...
Дом Чечевинских. Петербург.
Вернувшись из больницы домой, Анна застала там Николая.
— Николенька! — она бросилась обнимать брата. — Наконец-то... Я всю неделю места себе не находила... Где ты был?
— В Чечевинах.
Анна в тревоге отпрянула.
— Маша?! Говори правду... Что-то случилось с Машей?
— Все хорошо, Анна.
— Но что-то случилось? Я чувствую...
— Случилось... Он напал на нее, — сказал Николай.
— Управляющий Шадурских?
— Да. По счастью, Иван услышал крики о помощи... Вдвоем они с ним справились. Правда, он ранил Ваню из револьвера.
— Опасно?
— Не думаю. Левая рука... Я наложил гипс.
— Бедные дети! Сколько вынесли, и все равно нет покоя! Скажи, Николенька, за что им это? Кому они сделали дурное? И сколько еще это будет продолжаться?
— Надеюсь, такое больше никогда не повторится,— сказал Николай.