— Как же я вас увезу? Я не при исполнении... В партикулярном платье... А ну как сбежите от меня?..
— Не сбегу! Истинный крест — не сбегу!
— Вот если бы кто-нибудь из этих господ согласился вас сопровождать, тогда — другое дело...
— Не надо этих господ, Аристарх Петрович. К первому же городовому... Я ему денег пообещаю...
— Да, кстати, о деньгах, — обратился к Хлебонасущенскому следователь. — Вы еще часок посидите там, где вас содержали... Через час я вас заберу. Нам нужно передачу денег, показаний, улик протокольчиком оформить. Чтобы комар носа не подточил...
— Вы меня, правда, заберете? Дайте слово!
— Сколько дел наворотили, скольким людям жизнь исковеркали, а за свою дрожите... Идите...
Следственная часть. Петербург.
Аристарх; Петрович с галантной предупредительностью поднялся навстречу Амалии Потаповне.
— Покорнейше прошу прощения за то, что оторвал от ваших дел... Хотел самолично навестить, но некоторые обстоятельства помешали... Располагайтесь, как дома, драгоценная Амалия Потаповна.
— Чем обязана? — сухо спросила Шпильце.
— Это я обязан перед вами за ваш визит... Явились, так сказать, не мешкая...
— Как же мне было не явиться, когда вы за мной чуть ли не взвод городовых послали?..
— Что вы говорите? Помощник мой... Молодой еще, ретивый до службы... — Аристарх Петрович изобразил искреннее огорчение. — Отчитаю при случае... Всенепременно... А я, Амалия Потаповна, сюрпризик вам приготовил. Дошли до меня слухи, что вы разыскиваете по Петербургу Полиевкта Харлампиевича... Верно?
— Я не знаю никакого Полиевкта Харлампиевича...
— Ну, этого уж никак не может быть... Вы год назад вместе с ним свидетельствовали по делу Юлии Николаевны Бероевой. Припоминаете?
— Припоминаю...
— Так вот, вышеупомянутый господин дал собственноручные показания, где описал весь механизм организации насилия над несчастной Юлией Николаевной. Вот эти показания, можете ознакомиться... — Следователь протянул Шпильце пачку листов.
— Все это — ложь... Я не собираюсь читать всякую стряпню, составленную вашими сотрудниками,— Амалия Потаповна изобразила на лице презрительное равнодушие.
— Полагаете, что мы это сами сочинили?..
— Полагаю...
— Введите подследственного Хлебонасущенского, — обратился Аристарх Петрович к секретарю.
Секретарь вышел и вернулся с Полиевктом Харлампиевичем.
— Здравствуйте, Амалия Потаповна, — сказал Хлебонасущенский.
Шпильце демонстративно отвернулась.
— Знакома ли вам эта госпожа? — спросил Аристарх Петрович.
— Ну, как же-с... Генеральша Амалия Потаповна фон Шпильце. Да ее всяк в Петербурге знает.
— Знаком ли вам этот господин? — спросил следователь у Амалии Потаповны.
— Смутно...
— То есть как — смутно?.. Вы, Амалия Потаповна, тень на плетень не наводите... Я в два счета докажу, что вы меня в своем доме принимали, и не раз... — возмутился Полиевкт Харлампиевич.
— Господин Хлебонасущенский, готовы ли вы подтвердить под присягой свои письменные показания? — строгим голосом спросил следователь.
— Готов-с... Совершеннейше готов-с.
— Уведите подследственного. Хлебонасущенского увели.
— Это наговор! — повысив голос, сказала Шпильце.
— Вы так считаете? Видите вот эту тетрадочку?.. Это — дневник доктора Катцеля...
Шпильце впервые по-настоящему испугалась.
— Как вы можете это доказать?! Это — подделка!
— Не могу с вами согласиться... В моем распоряжении есть подлинные образцы почерка покойного. Графологи утверждают их полную идентичность с дневником.
— Вам ничего не удастся доказать. Свидетелей нет!..
— Почему же нет? Юлия Николаевна Бероева, к примеру.
— Она невменяема... Суд не будет слушать сумасшедшую!
— Не далее как вчера авторитетная комиссия медиков под председательством профессора Загур-ского дала заключение о полной психической дееспособности Юлии Николаевны. Не станете же вы сомневаться в профессиональных качествах профессора Загурского?
Теперь Шпильце стало ясно, что капкан захлопнулся... Она предполагала, что Загурский ведет с ней двойную игру, что у него есть во всем свой интерес, но такого удара она не ожидала.
— Почему вы обратились именно к Загурскому?
— Здесь, Амалия Потаповна, вопросы задаю я...
— Вы, вы!.. Ну, что вы в меня вцепились?.. Что я вам сделала плохого?.. Почему вы меня ненавидите?..
— Вы несправедливы... С чего мне вас ненавидеть? Я просто исполняю свой долг и считаю, что честный человек имеет право на защиту от негодяев, а преступник должен находиться там, где ему и положено быть... Вы, Амалия Потаповна, преступница. Я впервые говорю такие слова подследственной до суда... Теперь вас не спасут никакие деньги, потому что председательствовать в судебном заседании будет мой старый университетский друг, такой же зануда и законник, как я. Домой вас не отпущу. Вот предписание о вашем аресте... Если хотите написать жалобу, вот перо и бумага.
Эпилог.
Суд над Хлебонасущенским и Шпильце состоялся через месяц. Он длился двадцать дней, и каждый день зал заседаний ломился от публики. Барышники доставали у судейских приглашения и продавали их по баснословным ценам.
Хлебонасущенский показаний не менял, признал все обвинения и был осужден в каторгу.
Шпильце вначале ни в чем не сознавалась, пыталась изображать помутнение рассудка, сваливала всю вину на покойного Владимира Шадурского. Под давлением неопровержимых улик ей, в конце концов, пришлось сознаться в своих преступлениях. Она была лишена всех прав состояния и сослана в каторгу.
Юлия Николаевна стойко выдержала весь процесс. Один только Сергей Антонович знал, чего это ей стоило. Но он всегда был рядом, в любую минуту готовый прийти на помощь. И, главное, Юлия Николаевна знала: на него совершенно не действовало то повышенное внимание публики и газетчиков к интимным подробностям преступления, которое обычно раздражает любящих мужчин.
— Вот, Юленька, представь... Укусила тебя, не дай Бог, собака на улице... Ты на собаку обидишься? Собака, она для того и создана, чтобы кусаться... — успокаивал он жену.
Через неделю после суда состоялась свадьба Долли Шеншеевой и Николая... Приехали из Чечевин Маша и Иван. Рука у него благополучно срослась, но он носил ее на черной повязке, и это придавало ему романический вид.
Ковров и Юлия Николаевна решили купить имение неподалеку от Чечевин... Коврова очень увлекла идея строительства школы для крестьянских детей. Сергей Антонович, со свойственным ему даром увлекаться заинтересовавшим его делом, измучил Николая вопросами... Юлия Николаевна рассчитывала, что Митя и Танечка смогут учиться в новой школе.
Загурскому предложили кафедру в Дерптском университете, и скоро они с Наташей должны были отправиться по месту службы...
Анна забрала Дмитрия Платоновича из Обуховской больницы. Поместили его в доме у вдовы коллежского регистратора, еще не старой женщины. Она была признательна Анне за деньги, которые та ежемесячно передавала ей. Этих денег хватало на жизнь и на то, чтобы содержать Дмитрия Платоновича в чистоте и достатке. Она очень гордилась своим знатным постояльцем; по вечерам Дмитрий Платонович читал ей отрывки из своей книги, а она плакала от умиления.
Так завершилась эта история.
Завершилась ли?
Спустя полгода в Чечевины прискакал фельдъегерь. Князя Николая вызывал на аудиенцию государь...
Но это уже следующая история...