– Спешиться всем! – Денис спрыгнул с лошади. – Поручик – обходите слева… Вахмистр – справа…
– Постойте-ка, господа…
Хорунжий Епифан Талаев, прищурившись, видно, что-то узрел и, расправив плечи, вдруг разразился самой отборной руганью, от которой, несомненно, покраснели бы и лошади, коли бы умели краснеть.
– Эх, мать вашу ити… Так вас разэтак-растак! Вы что там, осатанели все?
– Хо! Выходит, свои, русские? – показались над баррикадой крестьянские шапки.
– Русские, русские, – подходя ближе, Талаев заорал еще громче: – Глаза-то протрите, эй! А ну, поприветствуйте господина подполковника! Живо!
Быстро сообразив, что к чему, Денис Васильевич прыгнул в седло и подъехал к баррикаде:
– Здорово, мужички-молодцы!
– И ты будь здрав, батюшка-подполковник!
Выбравшиеся из-за телег с десяток бородатых мужиков во главе с хитроглазым седым дедом принялись ломать шапки и кланяться.
– Здрав буде, барин. Ты уж извини, что так… – развел руками старик. – Мы, вишь ты, думали – хранцузы вы.
– Да что же – по форме не видно? – Давыдов изумленно вскинул брови.
– Дак ведь и не видно, батюшка, – хитро прищурился дед. – Хранцузы тоже в форме… и все похожи. Они на вас, а вы – на них. И говорите одинаково – не по-русски. Уж ты не серчай, барин… А хочешь – в баньку! У нас как раз топится…
– В баньку, говоришь… А ты кто будешь-то, старче?
– Я-то? – дед теперь почему-то не казался таким уж старым. Ловок еще, рукаст! – Селиваном Карпычем меня кличут или просто – Карпыч. Староста я тутошний, ага… Ну, гостюшки дорогие, добро пожаловать! Прошу не отказать. Как говорится – уж чем богаты…
В деревне уже вовсю сновали бабы да молодушки в поневах, сарафанах да цветных платках. Накрывали столы, староста же степенно пригласил «господина полковника» к себе в избу и все потчевал, потчевал, потчевал…
Тут и пироги, и щи кислые, и налимья ушица, и пиво, и медовый перевар, и хмельная бражица!
– Значит, говоришь, за французов приняли?
– Так, барин, так.
– Угу…
– А ну, Анютка, неси-ка еще бражки… Там, в леднике, есть… – махнув рукой смешливой крестьянской девчонке, Селиван Карпыч совсем раздухарился, приятно было старику. Еще бы – не каждый день за одним столом с господами офицерами кушал!
– Мы это… графа Гольцева крепостные… Сам-то граф незадолго до хранцузов куда-то утек. Управляющий тоже сбежал… Так что, стало быть, один я из начальства-то и остался… Вы пироги-то кушайте, господа мои… Вот и ушица…
Чуть помолчав, староста запрокинул полкружки браги и, крякнув, поинтересовался: откуда тут вообще русские-то войска взялись?
– И что, стало быть, не все в Москву ушли-то? Стало быть, есть еще тут русские воины! А нам, крестьянам, как быть?
На все вопросы Давыдов отвечал осторожно: да, отряды русские есть, селян в обиду не дадим…
– Но и вы, братцы-мужички, должны помочь.
– Дак мы-то с радостию! – Карпыч перекрестился на висевший в красном углу богатый киот.
Вообще, судя по избе, староста явно не бедствовал: крепкий дом-пятистенок, просторная горница, выложенная изразцами, топящаяся по-белому печь.
– Мы-то с радостию… Уж эти поганцы… ужо! Ни один живым не уйдет.
– Однако же на рожон, как вот сейчас, не лезьте, – дохлебав душистую ушицу, предупредил Денис. – Буде объявятся французы – встретьте приветливо. Накормите, напоите поболе… Пить-то они мастаки. А, как упьются… – тут голос гусара зазвучал глухо и грозно. – Как упьются – перебейте всех. Потом закопайте где-нибудь в овраге… чтоб никто ничего.
– От это правильно, господине! – тряся седой бородою, возрадовался Селиван. – Тако и сделаем. Ну, что? В баньку?
Гусар улыбнулся:
– А, пожалуй что!
В баньку пошли веселой гурьбою, с поручиками, с вахмистрами. Звали и Коленьку, да тот не пошел – все болтал с какой-то местной смешливой девчонкой. Гусары же парились крепко да еще несколько раз посылали за брагою верного слугу Андрюшку. Он же, ближе к ночи уже, и предупредил своего барина:
– Староста просил не торопиться из баньки-то уходить. Есть у него к тебе, Денис Васильевич, какое-то слово.
– Слово так слово. Выслушаем.
Так вот вскорости Денис и остался один. Посидел немножко на лавке пред банькою, да, устав от надоедливых комаров, зашел обратно, окатился водицею да забрался опять на полок – греться. Тут вот дверь-то и скрипнула…
– Быстро ты, Селиван Карпыч… Ой!
Вот именно, что ой! Вместо старосты возникла на пороге парной нагая крестьянская нимфа! Рыжеволосая, крепенькая, с большой налитой грудью и тонким станом, она показалась вдруг Денису олицетворением истинно русской красоты. Рыжие локоны крепостной красавицы, рассыпаясь, падали по плечам, круглое лицо сияло здоровьем, зеленые очи лукаво поглядывали на гусара.