– Всё-таки отличная это вещь – кастет! – воскликнул Коржаков, утирая кровь с лица. – Жаль, второго упустили.
– Да уж... Вёрткий гад оказался.
– Ничего, полицаи отловят. Посмотри, что у меня с лицом?
– Бровь разбита.
– У, сука! – пнул преступника Андрей. Тот промычал в ответ. – А, очнулся? Погоди, родимый, сейчас за тобой приедут, – Коржаков вынул телефон и позвонил в дежурную часть.
Вскоре подкатили патрульные, загрузили задержанного, записали показания дружинников, обработали бровь Андрея средствами из аптечки и уехали.
– Ну, с почином! – Андрей хлопнул по плечу Савву, сидящего на скамейке. – Теперь Васильев – гроза преступности! Ну, и я где-нибудь рядышком присоседюсь, – улыбнулся Андрей.
Савва ухмыльнулся:
– Чайку бы горяченького. Пропотел, а теперь мёрзну.
– О чём разговор?! Заслужили. Пойдём.
– Какие мы всё-таки молодцы! – не унимался Андрей по пути в кафе. – Отлично сработали! Мы с тобой, Савка, напарники хоть куда будем. Как ты его дубинкой-то! – ткнул Коржаков друга кулаком в плечо. – А меня всё-таки достал, сволочь! Эх, надо было ему посильней вломить!
– Куда уж сильней?
– Таким мало не бывает. Второго бы поймать – уж я б на нём «оторвался»!
Тут неподалёку из подворотни вывернул долговязый парень в короткой куртке с капюшоном на голове и быстрым шагом направился в сторону дружинников. Когда они поравнялись, Андрей крикнул:
– Эй, парень, куда спешишь?
Тот чуть замедлил шаг и, обернувшись, бросил:
– Домой.
– Постой-ка, – прицепился Андрей. – Паспорт покажи.
Парень протянул Коржакову пластиковую карту, а тот провёл ей по небольшому прибору с цветным экраном, где сразу же высветились данные владельца карты.
– Так, – задумчиво произнёс Андрей. – Платон Кондаков, младший менеджер... ага... атеист. Так так...
Коржаков спрятал прибор, а карту положил в нагрудный карман.
– Паспорт верните, – попросил парень.
Андрей зашёл за спину Платона, явно что-то замышляя. Тот повернулся боком, чтобы держать в поле зрения обоих дружинников.
– Значит так, атеист Платон Кондаков. Сейчас мы тебя крестить будем, – подмигнул Андрей Савве. – Троекратным окунанием в снег.
– Не имеете права.
– Да ладно! Не слышал что ли о госпрограмме всеобщего крещения? Мы теперь вас всех можем в снегу крестить прямо на месте, где поймаем.
– Нет такой программы, – твёрдо ответил Платон. – У нас пока ещё не христианское государство. Конституцию никто не отменял.
– Какие мы все грамотные, а! – взмахнул рукой Андрей. – Ты посмотри только! Говорят же ему: покрестись и иди домой спокойно. А он отпирается. Паспорт мы ж тебе изменить не можем, дурья твоя башка. Ночь, тишина – никто не увидит. Ну, давай, становись на колени, перекрестись, я тебя в снежок окуну тройку раз, и пойдёшь, куда шёл.
– Это произвол. Здесь наверняка висят камеры. А я обязательно напишу заявление в полицию. Верните паспорт.
– Напугал! Выкинут твоё заявление. Давай не задерживай. Перекрестись, наконец!
– Я не буду...
– Андрей, – вставил Савва. – Дай-ка мне его паспорт.
Коржаков протянул карту другу, а тот сунул её парню:
– Держи.
– Ты что, Савка?
– Поиграли – и хватит.
– Да ну тебя, – бросил Андрей и обратился к Платону: – Значит, ты идейный. Даже в темноте ночью перекреститься не можешь?
– Не хочу. Не хочу вам подчиняться. Сами рабы и других рабами видеть хотите. Хрен вам. Идите сами у своих идолов на коленях стойте.
– Савка, ты слышал, что эта мразь говорит?! – вспылил Андрей. – Это мы рабы? Это у нас идолы? Да ты понимаешь, что сейчас сделал? Ты себя под статью подвёл, придурок! Оскорбление религиозных чувств. Понял? Руки! – приказал Коржаков. – Давай руки сюда. В камере сегодня спать будешь!
– Эх, дружиннички, – скривился Платон. – Больше прицепиться не к кому было? Никуда я с вами не пойду. Нарядились в форму и ходят важные. Клоуны, блин!
– Твою мать! – проскрежетал Андрей, отстёгивая дубинку. – Ты доигрался.
Лицо Коржакова исказилось и приобрело выражение, памятное Савве ещё со школы, с того самого раза, когда Андрею попытался сопротивляться Миша Гущин. Но в этот раз Васильев отмалчиваться в сторонке не собирался. Когда Коржаков взмахнул дубинкой, Савва остановил его руку: