– Не надо, не сейчас. Мне пора.
Она высвободила руку, наклонилась и поцеловала Васильева в щёку.
– Выздоравливай.
После ухода друзей Савва лёг и уставился в потолок. Не хотелось ни о чём думать, ничего делать.
Сколько он так пролежал, не известно. Заскрипела дверь, но Васильев не повернулся, подумав, что это наверняка вернулся сосед.
– Ну, здравствуй, Савка, – раздался голос Андрея. – Выздоравливаешь?
Савва еле сдержался, но не повернулся и не ответил. Коржаков подошёл, сел рядом. Положил на грудь Васильеву лист бумаги:
– На – почитай. Полезно будет.
Тот взял лист, поднёс к глазам, выхватил несколько фраз: «...согласно новому закону о запрете пропаганды атеизма и эволюции...», «...жёстко пресекать все выступления...», «...увольнение...арест...». Потом сел и прочитал листовку полностью. В голове пронеслось: «Что же теперь будет?»
– Ну, ты понял, что вы... они проиграли? – подал голос Андрей. – Теперь, когда пропаганда атеизма запрещена, ты будешь продолжать их поддерживать?
– Буду, – твёрдо ответил Савва.
– Дурак! – Коржаков поднялся, обошёл кровать и встал напротив Васильева. – Они же вносят раскол в наше общество, как ты не понимаешь?! Страна, народ никогда не будут едины, пока существуют такие отщепенцы. А нам надо идти вперёд, развиваться, строить светлое будущее, наконец! Ты что, против этого?
– Если это ваше будущее, то против.
Андрей хлопнул ладонью по спинке кровати, подошёл к окну и снова повернулся к приятелю:
– А помнишь, Савка, как мы ловили сатанистов в лесу?
– И не поймали.
– Ну и что? Пролазили там до самого вечера, потом тропинку в темноте еле нашли. Вот было время...
– Сейчас всё изменилось, Андрей.
– Но ведь можно вернуться назад. Всё будет как прежде. Было у тебя временное помешательство, ну и ладно. С кем не бывает? Савка, а?
– Понимаешь, Андрей, не те методы выбрала наша церковь. Воздействовать надо на разум, а не на тело. Не кулаком вбивать веру, а разговором и убеждением. Вот по этому пути я бы пошёл с тобой. А так – нет, извини уж. Тут я – пас.
– Чудак! – воскликнул Коржаков. – Да если ж с каждым разговаривать, всей жизни не хватит. А страну надо сейчас поднимать. Не завтра, не следующим летом, а сегодня. Не хотят жить в поставленных рамках – их дело. Пусть уматывают за границу. Или в тюрьму. А сопротивляться будут – и кулаком можно, и палкой. Да. Такие времена, Савка. Что участвовать в войне не хочешь, я понимаю: с детства ты малахольным был. Но за этих-то что цепляешься? Тоже хочешь палкой по хребту получить?
– Принцип важнее. Они все не заслужили того, что вы с ними делаете. Я так считаю. И в этой войне буду на стороне справедливости.
– Значит, палки попробовать хочешь? – процедил Андрей. – Не хватило, видать. Ладно, дальше с тобой говорить смысла нет. Ума, смотрю, не прибавилось. Сам ещё прибежишь, да поздно будет. Пока.
– А ты ведь тоже там был, – твёрдо проговорил Савва вслед выходившему в открытую дверь Андрею.
Тот резко обернулся, и Васильев увидел в его глазах понимание смысла сказанной фразы. Коржаков не ответил. Лишь хлопнул за собой дверью.
Январь 2044 года. Россия, Воронеж
Новый ‘44 год в Воронеже отмечали с размахом: повсеместные митинги, гуляния и крестные ходы во славу церкви и светлого будущего страны. Отмечали назначение в новогоднюю ночь премьер-министром лидера партии «Православная Россия» и рождественский подарок властей Православной дружине – присоединение их к полиции в качестве особого подразделения со всеми полномочиями. Савва, как и большинство атеистов, старался в эти дни без лишней надобности на улице не появляться: от пьяных дружинников, полицейских и православной молодёжи всего можно было ожидать.
Поздним субботним вечером 9 января, в самый разгар рождественских святок, Савве позвонил Данила:
– Минивэн твой свободен сейчас?
– А что?
– Рассказывать долго. Бери и приезжай в универ, к служебным воротам. Там объясню.
Пока Савва одевался, в комнату зашёл отец:
– Ты куда?
– В университет попросили приехать. Я «Ладу» возьму.
– Зачем?
– Там перевезти что-то нужно в другой корпус.
Леонид Владимирович посмотрел пристально на сына и вздохнул:
– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.
Савва промолчал.
Ворота открыл Данила, впуская минивэн внутрь. Двор практически не освещался: только у самого въезда горел фонарь. Савва вышел из машины:
– Что случилось?
Гусельников хлопнул друга по плечу: