Не успел Савва в начале рабочего дня войти в лабораторный корпус ботанического сада, как из двери своего кабинета выглянул высокий худой заместитель директора и позвал внутрь.
– Вот какие дела у нас, Васильев, – тихо сказал Дмитрий Андреевич, закрыв дверь. – Нелюбова вчера вечером арестовали.
– Как это? За что?
– Понятно за что. Наверняка ещё и вывоз библиотеки припомнили. Теперь по его знакомым и родственникам пойдут. Понимаешь, о чём я? Меня вызовут уж точно. Да и тебя, вероятно.
– И что делать-то?
– Ничего, – Улитко сел за стол у окна и сцепил руки, положив их на столешницу. – Пойдёшь, скажешь, что не видел, не знаю, учился у него, разговаривал иногда. И всё. Понятно? Ну и вот. Главное, стой на своём и показания не меняй. Всё будет в порядке.
– Спасибо, Дмитрий Андреевич, что предупредили.
– Вот ещё что – послезавтра к нам комиссия приезжает. Православная, – заместитель директора провёл рукой по блестевшей в солнечном свете лысине. – Будут сотрудников собеседовать, да анкетки какие-нибудь заставят заполнить. Ты там «Библию» полистай вечерком, повспоминай праздники церковные и тому подобное. Хорошо? Ну и никаких лишних высказываний на собеседовании. Чтобы у нас всё гладко было.
– Хорошо, я постараюсь.
– Терентьева меня только беспокоит, – Улитко озабоченно мотнул головой и погладил столешницу ладонью, будто распрямлял невидимую скатерть. – Маша слишком прямолинейна и иногда бывает нетерпимой. Как бы ни наговорила чего. Вы с ней как? Общаетесь или так только – подай-принеси?
– Общаемся.
– Может, поговоришь с ней? Попросишь держать себя в руках?
– Хорошо, Дмитрий Андреевич.
– Ну и вот. Отчёт ещё надо о работе лаборатории подготовить. С результатами и дальнейшими планами. Понимаю, что времени почти нет, но у вас имеются же какие-то заготовки, прошлые отчёты? Сконструируйте им там что-нибудь более-менее вменяемое, хорошо?
– Постараемся. Но за два дня, конечно...
– Надо, Савва. Отчёт обязательно надо сдать комиссии. Пусть будет плохо написан, но должен быть.
– Понятно, – вздохнул Васильев.
– Ну, иди тогда – работай.
Из огромного внедороджника-танка на двор ботанического сада вылезли три человека: маленький тщедушный протодьякон с жиденькой бородёнкой, не очень опрятно одетый полноватый заместитель университетского проректора по научной работе и высокий подтянутый майор Православной дружины в чёрной форме. Дружинник первым вошёл в здание администрации и твёрдым шагом направился в кабинет директора. За ним по пятам не спеша шли остальные.
Через несколько минут в коридор вышел директор – старый сутулый профессор ботаники, – и вызвал из соседнего кабинета своего заместителя:
– Дмитрий Андреич, позовите всех сюда, будьте добры. Пусть у вас в кабинете посидят – бумажки заполнят. А комиссия будет их вызывать по списку.
Когда все собрались, майор раздал анкеты:
– Десять минут на заполнение. Потом начнём вызывать.
Савва сидел рядом с Машей и видел, как она нервничала, отвечая на вопросы о семье, периодичности посещения церкви, соблюдении постов и прочих особенностях жизни христианина. Вчера вечером он рассказал подруге о беспокойстве Дмитрия Улитко, та выслушала Васильева и обещала, что всё будет в порядке. Но Савва заметил неуверенность в быстром согласии Маши и теперь тоже не находил себе места.
В дверь заглянул замдиректора:
– Васильев, ты первый. Давай.
В кабинете старика-директора за длинным столом сидели члены комиссии: протодьякон посередине, справа от него заместитель проректора, слева – дружинник.
– Садитесь, – пригласил толстяк, а майор протянул руку за анкетой.
Несколько минут все по очереди читали бумаги, иногда поглядывая на Савву. Наконец, протодьякон скрипучим голосом произнёс:
– Итак, сын мой, ты из добропорядочной православной семьи. Почему решил учиться на биологическом факультете?
– Мне интересно, как устроен мир.
– А к теории эволюции как относишься?
– Я считаю её не верной в том виде, как её подают атеисты.
– Так что же, – ласково поинтересовался протодьякон, – есть какой-то иной вид?
– Есть. И, насколько я знаю, эта трактовка не запрещена церковью. Я имею в виду, совмещение элементов эволюционной теории с актом творения. Вы должны знать, отец...
– Владимир.
– Отец Владимир, это достаточно распространённая точка зрения в православии. Не оспаривающая никаких основ и не подрывающая веру.
– Да, сын мой, я знаю, о чём ты. Однако такой взгляд на сотворение мира не является официальным. Это всё плоды былой демократии и вольнодумства. И скоро суждения подобного рода будут искоренены. Ты наверняка беседовал с бывшим преподавателем университета протоиереем Димитрием. Это он тебе рассказал?