Еще одно похлопывание по моему плечу.
Я откусила кусочек вафли, прежде чем снова посмотреть на Хантера. Брат все еще хмурился.
— Ты опять это делаешь. Улыбаешься.
Я прожевала свою еду, хмуро смотря на брата. Это нелепо. Почему я не могу улыбаться? Разве не лучше, что я улыбалась? Что, если бы я плакала в своей комнате, желая вернуться в Северную Каролину? Разве моя улыбка не должна сделать его счастливым? Как только сглотнула, я ответила, снова используя свой голос:
— Я выспалась. Не нервничаю из-за школы. Счастлива. Разве это плохо?
Хантер слишком драматично вздохнул и схватил две замороженные вафли из коробки, которую я еще не успела убрать в морозилку. Потом пошел засовывать их в тостер. Я продолжала есть свою, жалея, что у нас нет сиропа. В этом доме было не так много сахара или сладостей. Наша мачеха, Элла, была инструктором по йоге и очень любила здоровое питание. Все было органическое. Кроме этих вафель. Элла была в спортзале в шесть утра на первом занятии, так что у нее не было времени приготовить нам завтрак, и даже если бы она могла, я сомневалась, что она бы это сделала. Покупка вафель была тем, с чем ей пришлось смириться. Это был выбор Хантера на завтрак, и мне тоже они нравились. Я бы не возражала против глазированных хлопьев, но Хантер сказал, что мне повезет, если купят хотя бы вафли. Даже если бы я убедила ее купить хлопья, мне пришлось бы убеждать купить настоящее молоко, потому что миндальное в холодильнике было отвратительно. Попробовав его вчера утром, мне пришлось сплюнуть в раковину. Когда я обернулась, вытирая рот, то увидела, что Хантер надо мной смеется.
Я повернулась, чтобы посмотреть на Хантера, и, конечно же, он все еще смотрел на меня.
— А что папа ест на завтрак? — спросила я его, понимая, что папа всегда уходил, когда мы вставали утром.
— Галеты с колбасой и сыром. Элла не знает, иначе бы взбесилась, — сказал он с ухмылкой.
Я рассмеялась. Элла была молода. Намного моложе мамы. Я не спрашивала, но думаю, что ей еще нет тридцати. Что было немного странно, учитывая, что отцу было сорок два. Но без разницы. Она делала его счастливым. Даже если ему приходиться улизнуть, чтобы поесть нормальной еды.
— Значит, тебе понравилась Таллула? — спросил Хантер, меняя тему разговора.
Я кивнула.
— Она милая. Не то, что я ожидала, когда впервые увидела ее.
— Она не всегда так выглядела, — ответил он.
Я не была уверена, что это значит, но прежде, чем успела попросить объяснить, он взглянул на часы на плите.
— Нам нужно идти.
Я доел свою вафлю и сделал глоток свежевыжатого апельсинового сока, который Элла приготовила с помощью модной соковыжималки, стоявшей на стойке. Сегодня утром она предложила мне на завтрак сок из овощей и фруктов. Меня чуть не стошнило от этой мысли, но я сумела покачать головой что бы сказать: «Нет, спасибо». Элла не знала язык жестов и мне было недостаточно комфортно рядом с ней, чтобы использовать свой голос.
Мне пришлось отвести взгляд от Хантера, который прикрывал рот рукой, чтобы не рассмеяться над ее предложением. Я бы тоже начала смеяться, если бы посмотрела на него. Это была одна из тех вещей, которые не изменились с нашей разлукой. Мы очень легко разделяли эмоции. Когда брат был счастлив, это делало счастливой и меня. Когда ему было грустно, я тоже это чувствовала, еще до того, как видела его. Я просто знала. Это была уникальная связь.
Я взяла свой рюкзак и последовала за Хантером к его грузовику. Никогда не представляла себе брата за рулем грузовика. Он всегда говорил о том, что хотел бы иметь «Мустанг», когда ему исполнится шестнадцать. У него в комнате на протяжении многих лет висели плакаты с изображением «Мустангов», прежде чем он переехал. Большой «Форд F-150», на котором он ездил, совсем не походил на «Мустанг». Я не спрашивал его об этом, но, судя по тому, что я видела на школьной парковке, грузовик подходил лучше, чем «Мустанг».
Мой телефон завибрировал, и я почувствовала покалывание возбуждения. Усевшись на пассажирское сиденье и пристегнувшись, я вытащила его, надеясь увидеть имя Райкера. Но это было не так. Сообщение было от мамы.
Прикосновением пальца я неохотно открыла его. Я скучала по ней. Даже после того, как она ушла, и криков между ней и Хантером. Я пожалела, что не сказала, что люблю ее, когда она уходила. Но я просто стоял там, смотря, как она уходит, даже не попрощавшись. Эмоциональная боль Хантера усилила мою и наоборот.
«Доброе утро, моя самая любимая девочка в мире. Надеюсь, у тебя вчера был хороший день в школе. Я часто думаю о тебе».
Мама не была плохой матерью. Она всегда любила меня и многим пожертвовала ради меня. Отец бросил ее, а она все еще любила его. Я видела это, и мне было больно за нее. Теперь она нашла Лу, и он делал ее счастливой. Пришло время ей снова стать счастливой. Я слишком долго видела ее печальной.
«Доброе утро. Школа оказалась совсем не такой, как я ожидала. Я завела пару друзей. Со мной все будет в порядке».
Я знала, что ей нужно это услышать. Мне хотелось добавить, что люблю ее, а ещё извиниться за то, что позволила ей уйти, не сказав ни слова и не обняв ее.
Поняв, что грузовик остановился, я подняла голову и увидела, что Хантер пристально смотрит на меня.
— Кто там? — спросил он, снова нахмурившись.
— Мама, — просто сказала я.
Хантер прорычал. Он не соглашался со мной насчет мамы. Не знаю почему, но брат винил ее в разводе и за то, что позволила ему уехать с папой. Как будто он хотел, чтобы мама боролась за то, чтобы он остался. Я не понимала этого.
— Она только сейчас вспомнила проверить, как ты? Как заботливо.
Хотя я и не слышала его, я знала, что эти слова были пронизаны сарказмом. Он снова обратил свое внимание на дорогу, и грузовик тронулся с места.
«Это замечательная новость. Я знала, что ты впишешься. Ты умная, красивая и добрая. Люди тянутся к тебе. Я люблю тебя. И я здесь. Пиши мне почаще. Я скучаю по тебе».
Я почувствовала, как неожиданно слезы защипали мне глаза. Я тоже скучала по ней. Теперь она была так далеко. Даже если она была немного замкнутой и несчастной последние четыре года, она моя мама, и я любила ее.
«Я тоже тебя люблю».
Отправив это сообщение, я почувствовала облегчение. Я хотела, чтобы мама знала, что действительно я люблю ее. И я понимала ее.
Я не смотрела на Хантера всю оставшуюся дорогу до школы. Если не могу видеть его, то он не сможет сказать мне ничего такого, что я не хочу слышать. В этот момент у меня немного болело в груди, и мне нужно было взять себя в руки. Думать о маме было тяжело.
Невинная, беззащитная сестра квотербека, и она глухая
ГЛАВА 9
РАЙКЕР