Не только неоплатоническая техника собственно диалектических построений имеется в творческом арсенале А.Ф. Лосева и, значит, как активное средство предлагается к применению в современной науке. С линией Платона – Прокла (а из философов Нового времени к ней же нужно причислить прежде всего Шеллинга) его связывает и отношение к мифу. Может быть, именно здесь более всего выявляется роль Лосева как «эллинизатора» нашей культуры. Конечно, он ни в коем случае не пытался внедрить среди футбольных болельщиков обряд гекатомбы по случаю, скажем, победы в кубковом матче и не склонял более сдержанный контингент к практике поклонения Афине, Кроносу либо Зевсу. Но он призывал со всей серьезностью относиться к сообщению какого-нибудь древнего источника о том, что в дом такого-то достойного философа являлась богиня мудрости (пускай и во сне) 8, уже затем, чтобы давать любой подобной экзотике адекватное историко-культурное объяснение, а не довольствоваться «просвещенской» издевкой. И не только историку, религиоведу, филологу или этнографу дает поводы для размышлений та же античная мифология, она – серьезный предмет для анализа в логике и философии, потому наряду с традиционным историко-культурным пониманием миф заслуживает и основательного культурно-типологического рассмотрения, говорит Лосев. Говорит, показывает и доказывает, чего бы это ни стоило. В 1930-м году цена простому изложению социалистических мифов и философскому уточнению самого предмета мифологии – арест и предоставление возможности для продолжения дискуссий в бараке на Беломорканале, в последующие годы это стоило известной изоляции от научного сообщества и постоянных (дежурных) упреков в подмене привычных и общезначимых понятий на новые и якобы необязательные. Лосев ответил своим оппонентам «Историей античной эстетики» (она же – «История античной философии», она же – «Предыстория современной мысли»), где терминологические исследования преследовали одну из главных целей и заняли одно из главных мест, а понятие мифа заняло место главнейшее. Конечно, у всякого мифа есть множество свойств и функций, потому бывают по-своему («в своем углу») правы те, кто находят в нем аллегории либо своеобразное эхо реальных событий, начатки науки и поэзии, свидетельства о психологической атмосфере и технические указания к ритуальной практике. Но у мифа есть еще и логика, есть собственная мыслительная структура, что и позволяет отделять миф от не-мифа и одновременно объединять пеструю картину мифических представлений в единое поле, предлежащее мифологу – тому мифологу, который по необходимости становится тут философом и систематизатором. Весь тысячелетний путь античной культуры рассмотрен в лосевской «Истории» как непрерывный путь освоения и одоления фундаментальной противоположности идеи и материи (в частностях же – внутреннего и внешнего, выражаемого и выражающего, субъекта и объекта и так далее) с логическим завершением этого пути в понимании мифа как естественного единства, подлинного тождества идеи и материи. Роль завершителей довелось сыграть античным неоплатоникам и в особенности Проклу, роль человека, давшего исчерпывающую разгадку диалектической структуры мифа или, скажем иначе, ясно сформулировавшего это высшее достижение Прокла языком современности, роль эта выпала Лосеву. Миф как доныне приемлемая и даже, вернее сказать, необходимая форма полноценного восприятия мира оказался близок и язычнику Проклу и православному мыслителю XX века. Остается надеяться, что и наше временно отпавшее от подлинно духовных истоков сообщество столь же нуждается в этой культурной реставрации, как по-своему нуждался в ней античный мир времен Прокла.
Конечно, не нужно впадать в ересь упрощений. Слишком наивен был бы рецепт избавления современной культуры от болезненных противостояний материализма и идеализма или, скажем, науки и религии только посредством логической (и даже логико-диалектической) аргументации, пусть даже самой верной, самой доходчивой, самой проверенной годами и веками. В конце концов всякая эпоха сама выбирает свою логику и предпочитает свои правила убеждения. Понимал ли это Лосев? Нет сомнений. Но он с удивительным упорством делал свое дело, и когда строил свои собственные «мифолого-диалектические дедукции», и когда свершал многочисленные античные экскурсы, демонстрируя нам достижения и промахи ближайших своих предшественников по школе, по методу, по образу мысли (тысячелетняя дистанция – не в счет). И всё это с ясным пониманием характера современного «окружения», в котором существенно утеряна драгоценная «способность к постоянному мифологическому мышлению» 9, а если еще и действуют некие мифы, то без благодатного света Ума. Современность же больше нуждается не в новых мифах или в критике старых, ей нужно понять, настаивал Лосев, что не только диалектика объясняет мифологию, но и мифология вскрывает последнюю тайну диалектики, что Миф и Логос нуждаются друг в друге и реально переходят друг в друга. Вот откуда проистекает подлинная универсальность и мифологии и диалектики. Важнейшая концепция тождества мифологии и диалектики вновь получила мощную защиту, и как в античности не было «более смелого, более бесстрашного и более последовательного проведения этой концепции» 10, чем у Прокла, так в наши дни – у самого автора данной оценки, у «русского Прокла» Алексея Федоровича Лосева.