2 … и вздорожиша все по торгу, и хлѣбъ и волога и отътолѣ дороговь… (Новгородская 5‑я летопись 1228 г.)[4]
3 … а былъ (князь Михаило Киевский) въ Новѣгородѣ 4 мѣсяцы и 8 днеи, а Новугороду было истомно силно кормы и вологою и великими дарми (Псковская 1‑я летопись 1471 г.) (Срезневский I, 290).
4 … азъ царевна … повестую: на вашем честноприяти, и на вашем хлѣбе и на вологѣ и на вине и на меду кланяюся… (Псковская 3‑я летопись 1473 г.) (Картотека Псковского областного словаря).
Как в этих случаях определить значение слова волога? Ясно одно: волога — это не хлеб, а другие виды пищи. Из первого примера, как будто, явствует, что волога — это не мясо и не рыба, иначе не имело бы смысла перечислять последние слова. Впрочем, возможна и другая трактовка, а именно — предположение о конкретизации, пояснении слова волога в этом контексте. Такое объяснение находит подтверждение во втором примере, к которому имеется вариант в 4‑й Новгородской летописи, где вместо и волога встречается и мѧса и рыбы, т. е. цитата звучит полностью следующим образом: …и вздорожиша все по торгу: и хлѣбъ и мѧса и рыбы и отътолѣ дороговъ…[5] Таким образом, здесь волога скорее означает ‛мясо, рыба, то, что едят с хлебом’.
Учитывая, что слово волога представляет собой скорее всего родовое понятие, мы перевели его для упомянутых древнерусских контекстов в специальной статье, посвященной этому слову, более общим немецким ‛Beikost, Zukost’[6]. Так мы поступали и в ряде старорусских примеров XVI и XVII вв., хотя в отдельных случаях здесь не исключено, что волога могло иметь и более конкретное (видовое) значение. Ср. приведенный нами в начале этой работы диалектный материал.
В одном месте в Домострое волога выступало, по всей вероятности, в значении ‛овощи; приправа ко щам’ (СлРЯ XI—XVII вв. 2, 317).
Несомненно, большое значение для более точного определения семантики др.-рус. волога имеют свидетельства употребления этого слова в более поздних памятниках и в русских и белорусских народных говорах, хотя здесь нужно учесть определенное семантическое развитие, которое могло иметь место. На основе одних восточнославянских материалов, вероятно, не удается получить однозначный ответ на вопрос о значении др.-рус. волога.
По этой причине особую важность приобретают соответствующие материалы из родственных языков: во-первых, из словенского языка, где слово vlága имеет значения ‛влажность, влага, дождь, особенно теплый дождь; бульон, суп’ (Pleteršnik II, 776) и, во-вторых, из балтийских языков. В особой статье мы подробно исследовали соответствия для вост.-слав. волога и словен. vlága в литовском, латышском и древнепрусском языках[7]. Привожу только некоторые из многочисленных балтийских соответствий приведенному праславянскому диалектному слову: ср. лит. val̃gis ‛пища, еда; блюдо’, диал. (вост.-лит.) valgà. ‛пиша, еда; провиант’, лит. válgyti ‛кушать’[8], лит. pavalgà ‛пища, еда; еда в путь, провиант, Wegzehrung, закуска; третье блюдо; Imbiß, Vorspeise, Nachspeise; приправа к пище (мясо, жир, молоко, яйца, сыр и т. д.); приправа, гарнир из овощей к мясным и рыбным блюдам’ (LKŽ IX, 662) и pavilgà, ‛жировые продукты: сало, мясо, масло, приправа, пряности, Abmachsel, Fett, Gewürz’ (Там же, IX, 695), лтш. pavalgs ‛приправа, жир, волога, Zukost, Zutaten, Würze, Abmachsel, Fett’[9] и др.-прус. (у Грунау) walge ‛esset’ (Fraenkel II, 1189)[10].
Принимая во внимание праслав. *volga в значении ‛влага, влажность’ (ср. ст.-слав. влага, чеш. vláha, н.‑луж. włoha и т. д.), а также лит. vìlgti ‛стать мокрым’, vìlgšnas ‛влажный’, лтш. vil̂gt ‛стать влажным’, val̂gums, valgme ‛влага, влажность’ (Fraenkel II, 1189) и др.-прус. welgen ‛Schnupfen’[11] (ср. рус. мокроты), мы установили следующую общую модель семантического развития:
‛влага, что-то влажное’ } → ‛влажная, мягкая, жидкая (жирная) пища’ } → ‛пища, кушанье вообще’
Полное отражение данной модели смыслового развития находим в литовском языке (здесь налицо все звенья семантического развития, включая среднее, переходное звено) и в древнепрусском языке (здесь отсутствует среднее звено семантического развития, что не удивительно, если учитывать фрагментарную засвидетельствованность этого западно-балтийского языка). В русских, белорусских диалектах и в древне‑ и старорусском, а также в словенском и в латышском языках данная модель (или данный семантический переход) осуществлена только частично, т. е. развитие как бы обрывается на втором (среднем) звене. Исходя из этого, мы установили, кроме того, эксклюзивное семантическое соответствие между балтийскими и славянскими языками, наряду с формальными соответствиями типа лит. диал. valgà: праслав. *volga; лит. válgyti: рус. диал. воложить и т. д.
7
8
Dabartinės lietuvių kalbos žodynas. II. papildytas leidimas. Vilnius, 1972, 913;
10
См. также:
11