Так вот, Аджикыр, куда мы направились, в смысле охоты место очень удачное. Особенно часто ходят туда джейраны — внизу, под обрывом, есть слабосоленые озера с камышом, водопой прекрасный. Добираться до Аджикыра легко, но противно: километров за семь от обрыва пески кончаются и ехать приходится по выжженной пыльной степи — «пухляку». В это время, то есть под осень, слой пухляка толстый, а сама пыль белая, как известь. Не успели мы с Борисом проехать по ней и ста метров, как превратились в мукомолов. А уж облако за нами вставало до самых облаков, если бы они, конечно, были. В сентябре-то в Каракумах лето, зной.
Сначала, когда мы лавировали меж барханов, Борис был весел, острил, все анекдот пытался рассказать, да тряска мешала. К середине пути приумолк. И когда заехали в пухляк, стал шепотом ругаться. Злобно так. «Истеричка ты, — думаю. — Какого лешего тебя сюда занесло? А приехал — терпи».
Ехали мы около часа, а обосновались на моем любимом месте — в неширокой расщелинке на краю обрыва. Там у меня скрадок. Водопой же — как на ладони. Панорама красивейшая: слоистый обрыв, будто кусок халвы отломлен, клочки темной зелени вокруг маленьких озер, только воду сверху почти не видно. Ну а все остальное, как и всюду — выжженное, желтое. Но мне и этот зеленый кусок всегда радовал глаз. Правда, воду из озер человек пить не станет — солона она для него, даже для барана неподходяща. А джейраны пьют, другой им негде взять. Вообще, в смысле попить в Каракумах приходится живности повертеться. Зайцы и лисы, к примеру, совсем не пьют воду. Зайчишки грызут сочные корешки и стебли, а лисы их кровушкой пробавляются, вот такие пироги.
Борис обрадовался, когда мы наконец начали устраиваться, измотала его дорога.
— Так, говоришь, гарантия есть? — спросил он с надеждой.
— Гарантировать могу одно — что нас охотоинспекция не застукает, — сказал я. — А зверь есть зверь, необязательный он.
— Знаем мы вас, браконьеров, — говорит. — Боишься удачу спугнуть. Ты парень фартовый, с тобой на любое дело можно идти.
— Давай так, — предложил я. — Ты просматривай подход к водопою, где песочек, там повиднее — место открытое. Только джейраны тоже желтенькие, гляди в оба. А я возьму левую сторону, где камышики и скалы.
— А разговаривать можно?
— А чего ж! Если вполголоса. Но курить — ни-ни! Запах дыма они за версту учуют.
— Молодец ты! — Он вздохнул вроде бы с восхищением. Но только с липовым, я это почувствовал. — Все ты знаешь, все могешь. Хозяин пустыни...
— Хозяин... — Я даже засмеялся. — В пустыне похозяйствуешь. Разве что песок начать вывозить туда, где пляжей нет. Тут ведь только видимость свободы, а на самом деле — по рукам связан. Без воды — ни шагу, а много ли на горбу унесешь? Летом, например, если пешком идти, двенадцать литров треба на день.
— Я тебе удивляюсь, — сказал Борис эдак задумчиво. — На кой тебе сдались и твоя профессия, и эта станция, и это, извините, общество?
Я предложил уточнить, какое такое общество он имеет в виду.
— Хоть то, хоть это, — ответил он с нажимом.
Я промолчал, вроде бы не понял.
— С твоей хваткой где-нибудь там...
— Где-нибудь там я все одно не буду, так что и гадать незачем, — возразил я. — Не от тебя первого такое слышу. Вон начальник наш — тот меня впрямую бизнесменом кличет. А я плюю.
Подобные разговоры на меня действуют плохо. Злость закипает.
— А вдруг в тебе и в самом деле сидит великий деятель? — Он засмеялся и добавил: — Рисковать-то любишь? Или не очень?
— Не очень. Я не авантюрист, понял? Я в лотереи и спортлото сроду не играл и пробовать не буду. Если человек может, то может. Пан или пропал — это не для меня. Только пан, пусть даже не сразу, да наверняка.
Я заметил, что мой ответ Борису не понравился. Я догадывался: ему зачем-то нужен напарник, но сказать он не решался, темнил. Вот и ладно. А мне эти разговорчики насчет риска и удачи были не по душе. Год назад один армянин в Шартаузе вот так подкатывался, хотел меня посредником сделать — шелковыми тканями в песках торговать. Только я этого субчика послал подальше, не хватало мне еще на спекуляции гореть.
— Да, вижу, не разбойничек, а кулачок, — сказал он с насмешкой.
— Да уж...
— В кубышке-то много уже?
— А это, дорогой гость, сугубо личное дело, — сказал я.
— Вроде тайны вкладов?
— Ага. Вроде.
После этого молчали мы долго. Джейранов все не было.
Ни о чем я его больше не спросил, лишнего не хотел знать, мне это не нужно. Ну, допустим, предложил бы он Госбанк ограбить? Что мне тогда? Милиции радировать? Молчать? Вязать его? Все варианты для меня неудобные, лучше не знать. А что к чему у нас в Каракумах, я лучше его осведомлен, в советчиках не нуждаюсь.
Значит, помолчали мы.
— В общем, не о том я, — сказал Борис примирительно. — Удивительно мне, как такой зоопарк, как ваш, до сих пор не разбежался.
— А что?
— А то, что с твоим шефом я бы месяца не протянул. Гарантирую, он тебя заложит чуть что. Или откупиться заставит. Ничего не запрашивал с тебя?
Не знаю зачем, но я рассказал Борису, что Михальников хочет уехать вместе с Айной из Средней Азии. И предложил мне сделку: свое место взамен Айны. Знает, что я из Бабали не рвусь.
— Эх, лапоть... — Князев хохотнул. — Как только он ее возьмет, так у него и руки развяжутся. Сейчас он боится двух вещей: девку потерять — раз, тебя самого опасается — два. А когда уедет? Что его остановит? Он же спит и в гробу тебя видит, живьем бы закопал... Как тех товарищей своих, так и тебя, не задумываясь...
Он замолчал.
— Это еще каких?
— Никаких.
— Нет, ты говори.
— Ладно, кончили. У нас тоже дела семейные. Не лезь, Вова. О своем думай.
— Да уж думаю.
— Да уж туго думаешь.
Я понимал, что этот ушлый, этот темный человечек, в сущности, прав. От Михальникова стоит ждать всего. Рассчитывать надо на самое худшее. Подарить ему Айну, а потом самому под следствие пойти? Извиняюсь. Тут треба помараковать. Расписку с него взять, что ли? Если б знать, чем его прижать можно... Вот он, Борис, кажется, знает, да темнит, шакалюга...
Вслух я ничего такого не сказал.
— Смотри, что это там?! — дернулся Князев.
— Тихо ты! — зашипел я.
Это были джейраны, три самки. Они почти сливались с песчаным фоном. Я бы их раньше заметил, конечно, не отвлеки меня разговор. Досада брала: сейчас они пройдут по ложбинке меж барханов, и их будет совсем плохо видно. Придется ждать, пока напьются. До них сейчас было всего метров семьдесят, но кустарник и песчаные кромки мешали.
— Подождем... — шепотом сказал я, и в этот же миг бабахнуло ружье Бориса.
— Идиот! — я заорали попытался поймать на мушку высоко подпрыгивающие стройные фигурки антилоп. Их белые «платочки» — пушистые хвостики мелькали среди желтизны, но попробуй попади в убегающего джейрана. Эх, если бы они бросились в сторону, повернулись боком... Если бы да кабы...
Приезжий псих пальнул из второго ствола, я тоже испортил патрон. Охота пропала, но я не слишком огорчился. Меня занимала проблема Михальникова: неужто Князев так и не откроет, в чем у того слабина?
— Я, кажется, поторопился? — не глядя на меня, сказал Князев. — Тогда прости.
— Ладно, — сказал я, — собираемся, пока светло. Хоть тоушана подобьем.
— Тушканчика?
— Тоушана, каракумского зайца. Вроде нашего, только меньше. Вставай, чего теперь таиться.
Я не хотел с ним ругаться, пусть он чувствует себя виноватым передо мной. Может, разговорится.