Получилось грубовато. Сержант это почувствовал и невольно смутился.
Наступила томительная пауза.
— Выходите, — пробормотал он наконец.
— Не выйду!
Тонкий голосок дрожал от напряжения.
— Как это?! — оживился Андрей. Теперь он снова почувствовал себя сотрудником милиции. — Немедленно наружу!
— Не выйду!
— Выйдешь, — сказал Андрей. Он подошел, нагнулся и взял девушку за локоть. — Ну-ка... Ой!
Он отскочил и затряс кистью, дуя на палец.
— Я тебе покусаюсь! Джуди, ко мне!
Послышался легкий топоток, и в светлом проеме показалась собачья морда. Андрей схватил Джуди за ошейник.
— Голос! — приказал он и махнул рукой на девушку. Овчарка густо забухала, хотя и без особой злости.
Беглянка подобрала ноги и сжалась в комок.
— Давай по-быстрому! — прикрикнул Андрей.
Девушка медленно поползла к выходу, прижимаясь к стене, и, странно стискивая руки у груди, быстро юркнула наружу. Следом, щурясь от солнца, выбрался Андрей с собакой.
— Не смотри! — пронзительно крикнула девушка, заставив сержанта вздрогнуть.
Она стояла, все так же прижимая руки к груди, и Андрей увидел, что ее красное измызганное платье разорвано от ворота до пояса. Сержант Алексеев отвел глаза.
— Я и не смотрю, — запоздало пробормотал он.
Так они стояли несколько секунд. Но вот сержант что-то вспомнил и присвистнул.
— Погоди-ка, сейчас...
Он снял фуражку и отвернул клеенчатую подкладку околыша. Под ней была вколота игла с белой ниткой.
— На, зашей!
— Брось на землю, — тихо, но твердо сказала девушка. — И отвернись...
Через три минуты Андрей снова услышал за спиной ее голос. Тон был уже не такой резкий:
— Возьмите... Спасибо...
Теперь он рассмотрел ее хорошенько. Размазанные с грязью слезы, диковатое выражение миндалевидных глаз... И все же девушка красива. Разве что излишне полновата.
— Пить, верно, хочешь? Держи.
Она молча взяла фляжку и стала так жадно пить, что Джуди облизнулась, а сержант почувствовал в горле сухое жжение.
— Э-э, ну ты даешь! Нам-то оставь! — прикрикнул он и забрал фляжку. Обтер горлышко, отпил несколько глотков. Короткой струйки, смочившей язык и глотку, удостоилась и овчарка.
— Теперь пойдем!
Андрей Алексеев знал службу хорошо. Ему в голову не пришло разговаривать по дороге с задержанной. Этим займется следователь, каждому свое.
И лишь когда впереди за барханами замаячила верхушка кыра, он вдруг вспомнил, что не обыскал перед уходом глиняное строение, где пряталась девушка.
Он даже покраснел: это была прямо-таки непростительная ошибка.
6
— Волчье логово, — сказал с порога Текебай. — Нет, это шакалья нора — вот что!
Гадливость, с какой он оглядывал комнату покойного начальника метеостанции, делала лицо инспектора похожим на маску рассерженного японца: растянутые губы, веерочки морщинок от глаза к вискам, напрягшиеся ноздри...
— Не преувеличивай, — отозвался Жудягин, не отрывая глаз от писанины. — Здесь жил старый неряха, только и всего.
Чарыев с усилием затворил захрустевшую песочком дверь, хотел было усесться на койку, но, поморщившись, поискал глазами табурет. Сел, положив локти на край круглого стола, и с иронией уставился на Антона, который старательно — даже губу прикусил — переписывал начисто протокол осмотра. Окно было открыто, жара выдыхалась, но в комнате было еще душно.
— Поразительно, — сказал Антон, не поднимая глаз, но задерживая на секунду авторучку. — Он жил здесь несколько лет. А никаких признаков, что жилье постоянное. Как ночлежка.
— Я и говорю — логово! — подхватил Текебай. — Он опустился здесь до крайности, это факт. Ишь, бутылок!.. Они все тут постепенно спиваются. Почти все, — поправил он себя. — От скуки и от безделья. Такие станции только семьями надо комплектовать, я считаю. Пусть дети будут, хозяйство... Как у людей.
Пока он рассуждал, Жудягин скоренько закруглил протокол. Как и можно было предполагать, отпечатки обуви, которую инспектор собрал у метеорологов по возвращении с места происшествия, совпали со следами на кыре. Следы босых ног принадлежали Сапару. Только один след так и остался неопознанным — от ботинок с еще новой подошвой и узким каблуком. Все остальные принадлежали сотрудникам станции, что и было запротоколировано. Чьих-то больше, чьих-то меньше, однако на кыре побывали все. И были, по всей вероятности, сегодня ночью или утром — об этом тоже рассказали следы.
«Странный тип этот Михальников, — думал Антон. — Человек без интересов, без вещей, без книг, без... ничего. Может, все-таки самоубийца? С нормальной психикой — и так жить?... Странно».
Завтра-послезавтра следователь Жудягин получит и фотографии, и акты всех экспертиз. А сегодня... Пора уже и браться за допросы обитателей Бабали. Пока что бумажек в папке немного — рапорт участкового, протоколы осмотра да малопонятное письмо, обнаруженное в кармане убитого. Без адреса, без даты и — одни намеки.
— Будешь на допросах? — спросил Антон, уверенный, впрочем, что Текебай не преминет кое о чем порасспрашивать бабалийцев. Но тот удивил.
— А! — Инспектор угрозыска махнул ладонью. — С ними успеется. Мотоциклетные следы у меня в голове сидят. Хочу внимательно посмотреть. Дотемна еще успею.
— Ну, смотри... — Антон вздохнул. — Скажи Кульджанову, пусть за супругами Шамара приглядит, чтоб не сговорились.
— Ай, она сейчас без разума, — засмеялся Текебай. — Ты ее самой последней допрашивай, она еще долго не отойдет.
— Да уж соображаю, — пробормотал Антон. — Пришли ко мне сначала этого... подсобного рабочего, туркмена.
Опять заскрежетав песком, раздавливаемым дверью, Чарыев вышел из дома. Шаги его прошелестели за стеной. Через минуту-две снова раздадутся шаги, и он, Антон Жудягин, начнет разматывать невеселую историю, к которой, весьма вероятно, имеют прямое или косвенное отношение все эти люди, еще почти не знакомые ему, но о которых очень скоро он будет знать всю подноготную. Антон уже видел их и уже успел сказать им несколько фраз о том, как они должны вести себя во время следствия. Но с первого взгляда ни один не произвел на него яркого впечатления. Пожалуй, понравился лишь крепкий светловолосый радист, обратившийся к нему с просьбой разрешить им нормально работать. «Наши метеосводки в Ашхабаде ждут, они, знаете, для людей очень ценные, а мы вам не помешаем», — сказал он, озабоченно морща лоб, и сам пошел брать данные на метеоплощадку, хотя осмотр приборов был обязанностью тощего парня с унылым лицом и длинной, давно не мытой гривой. Но тот и не шевельнулся — будто стоя спал. Неприятный тип. А девушку Жудягин хорошенько так и не разглядел: закрывая ладошками лицо, она тряслась от беззвучного плача.
Вот и шаги, которые он ждет... Антон расправил плечи, внутренне подтянулся. К допросам он относился с чрезвычайной серьезностью. Коллеги считали, что он преувеличивает значение той чуши, какую иной раз несут свидетели и подследственные. Иногда ведь с первых слов ясно, что пустой номер, но Жудягин времени не жалел.
Антон хотел было достать из портфеля диктофон, но передумал. «Пока что лучше писать, — решил он. — А там будет видно...»
7
— Можно войти, начальник? — раздался в тамбуре резкий голос.
— Входите! — крикнул Антон.
Острое лицо Сапара — ярко-желтое, почти без бронзовой смуглости, как у больного гепатитом, — казалось изможденным.
— Пришли? Садитесь, — пригласил Антон.
— Пришли, — сказал Сапар и сел на табурет.
— Начнем работу?
— Начнем, — эхом отозвался Сапар.
Достав бланк, Жудягин записал с его слов все, что положено: фамилию, имя, возраст, должность... Сапар отвечал достаточно охотно, хотя из-за сильного акцента Антон не все понимал с первого раза.
Записав, Жудягин отложил ручку.
— Давайте просто побеседуем, якши?