Он чуть приободрился, видя, с каким сочувствием следователь слушает его.
— А следы? Это вы их заметали?
— Я, рубашкой. Глупость, конечно... Но я, товарищ... гражданин следователь, был возбужден. И, честно говоря, испугался досмерти... Кровь — значит, драка, а то и хуже... Сразу подумал: кончил кто-то Старого. То есть Михальникова, мы его так промеж себя звали. На меня могут подумать. Ну, думаю, надо рвать отсюда...
— Вы же говорили раньше — самоубийство.
— Говорил. Он ведь, гражданин следователь...
— Вы же свидетель, Шамара. Можете пока обращаться без «гражданина...». Как все.
Вырвалось у него это «пока», надо же!
— Ага... Так вот, наш начальник — он ведь предатель, он партизан продал во время войны. Оттого и прятался в Каракумах. И места себе нигде не находил. Даже здесь... А когда Борис его нашел, он с лица почернел от страха... Вот я и думал: кончит он с собой. К тому шло...
— Погодите-ка... — Антон насторожился. — Насчет предательства... Вы о нем знаете со слов Бориса Князева, вашего гостя?
— Ну да.
— Кстати, уточните все-таки, зачем он приезжал? И откуда?
— Откуда — не знаю и зачем — толком не понял. Вроде его отец Старого разыскал... А уехал он от нас неожиданно: прихватил его аппендицит. Просил санитарный самолет вызвать, да Ста... то есть Михальников, не разрешил. Наверно, хотел, чтоб помер. Зачем ему такие, которые про него все знают? Борису-то отец рассказал... Бывший партизан.
— Странно, что вы, когда увидели кровь, не вспомнили об Айне, — задумчиво сказал Жудягин, потирая длинную переносицу. — И вообще: убежали, так и не узнав, что с женой. Жива ли? Может, убита, изнасилована, разбилась? Странно, Шамара.
— Зачем ее-то убивать? Кому надо? — не сдержался Володя. — Другое дело — Михальников.
Он запнулся.
— А Михальникова, значит, кому-то было надо убить? Скажем, Сапару, — с иронией подсказал Жудягин.
— А что? У Сапара на него вот такой зуб, — возбужденно заговорил Володя. — Жену Сапарову, казашку, начальник выставил — раз. Ну, это еще так, ладно. А если ночью Сапар услышал, что Старый за Айной гоняется, то... Я его попросил перед отъездом: проследи за женой. А Сапар, когда пьяный, — это дикий зверь, что хочешь, может. Теряет разум, как бешеный. А после ничего не помнит.
— Значит, можно записать, что Сапар Сапаркулиев...
— Я не говорю, что он, — перебил Шамара. — Я сказал только, что он тоже мог... Не исключено, в общем...
— Не исключено, — повторил Антон. — А Юрий? Исключено?
— Этот готов был Старого в ложке утопить! — со смешком воскликнул радист. — Начальник из него клоуна делал, а Юрик лапы грыз. Вы его тетрадочку поглядите, в столе у него, вроде дневника... Он в ней Старого двести раз уже приканчивал. Я разик заглянул в нее... нечаянно... Аж обомлел: вот так Юрик, думаю...
Володя даже головой тряхнул и руки развел, чтобы следователю яснее стало, как он тогда удивился.
— Что ж он не замел следы-то за собой? — заметил Антон.
— А я разве говорю, что это Юрик? — мгновенно возразил Володя. — Конечно, хлипкий он, наш очкарик... Хотя... столкнуть пьяного...
Он замолчал, поняв, что говорит не то: не следовало бы наталкивать милиционера на эту мысль, Жудягин и сам пришел бы к ней.
— Тогда уж и Айна... — негромко проговорил Жудягин. — Представьте: он хватает ее на краю обрыва, она его отталкивает... Разве невероятно? По-моему, вполне. Девушка она крепкая...
Владимир Шамара молчал, опять глядя куда-то мимо уха Жудягина. Он что-то прикидывал, оценивал, соображал. Пальцы его правой руки тихонько барабанили по столу, левая сжимала колено.
— Я не обязан искать вам убийцу, — наконец сказал он и впервые с открытой неприязнью взглянул в глаза следователю. — Вы милиция, вы и соображайте. Одно знаю — я его, слава богу, не трогал и даже не видел... Ничего больше сообщить не могу. Вот так.
— Конечно, конечно, — чуть ли не извиняющимся тоном пробормотал Жудягин, не сводя глаз с барабанящих пальцев Володи. — Конечно, вам важно, что это — не вы...
И вдруг, приподнявшись с табурета и подав тело вперед, но густо рявкнул:
— Руки на стол! Живо!!!
Радист вздрогнул и медленно положил ладони на шершавую фанеру. Он смотрел в поблескивающие очки следователя, как лягушонок на кобру.
Схватив его правую руку за запястье, следователь на секунду поднес ее к обгорелому носу и брезгливо бросил на стол.
Володя заметно побледнел.
— У вас под ногтями кровь, Шамара! — сказал Антон жестко. — Вы упустили эту мелочь. Я уверен, что следы крови Михальникова, пусть даже ничтожные следы, будут найдены и на ваших брюках, и клочьях вашей рубашки...
Он ткнул пальцем в конверт.
— Вот здесь... Вы не заметили, как ветром отнесло кусок полусгоревшего рукава. Следы всегда остаются, Шамара! Даже опытные пре...
Володя вскочил. Глаза его округлились от страха и ярости, кулаки побелели — так были сжаты.
— Сесть! — холодно приказал Жудягин. — Предупреждаю, что если вы будете...
— Не убивал я! Поймите! Поверьте — не убива-а-ал!..
Шамара с размаху опустился на табурет, гулко бухнувшись лбом о стол. Мотая головой, он мел белокурой шевелюрой песок по облупившейся столешнице и бил себя по затылку кулаками, приговаривая: «Нет! Нет! Нет!».
— Прекратите истерику! — крикнул Жудягин и огляделся. — Черт побери, да где же у вас все-таки вода?
14
На крыльце звонко простучали каблучки, дверь распахнулась.
— Больше не надо! Не надо его мучить!
На пороге стояла Айна. Под глазами у нее темнели круги, лицо было не персиковым, как обычно, а серо-желтым, нездоровым. На ней было то же, что и вчера, фиолетовое с двумя золотыми полосками платье до щиколоток.
Антон и круто повернувшийся к двери Шамара ошарашенно смотрели на девушку.
Айна подбежала к мужу, прижала к полной груди его голову. Но расширившиеся, ставшие огромными зрачки были обращены на следователя.
— Володя... Володечка... Пускай они знают правду... — Голос перехватило. Она сглотнула комок. — Я не хотела его убивать... Он позорил меня... Я отбивалась... Меня не будут за это сажать в тюрьму, Володечка.... Не бойся!..
— Э-э! Так не пойдет! — сердито прикрикнул Антон и вышел из-за стола.
И в это мгновение за его спиной послышалось тревожное:
— Товарищ капитан! Я здесь!
Ухватившись за раму, в окно заглядывал озабоченный Кульджанов.
— Вот это кстати, — обрадовался Жудягин. — Лейтенант, уведите Шамару... Ну, куда-нибудь... Изолируйте, короче.
— Есть! — И длинное лицо исчезло.
— Позже вы подпишете протокол, — сказал Антон буднично. — А пока, Шамара, идите. Мы поговорим без вас. Идите!
Радист встал, не без труда высвобождаясь из рук всхлипывающей Айны. С нежностью поцеловал жену в голову.
— Не трусь, Айнуша... Ничего тебе не будет...
— Помолчите, Шамара!
Последние слова мужа странно подействовали на Айну. Лицо ее покривила гримаса. Она даже не посмотрела вслед вышедшему из комнаты Володе. Села на табурет и закрыла глаза.
Наконец-то Антон нашел воду. Зачерпнув из ведра полную кружку, он поставил ее перед девушкой и достал из папки свеженькие бланки протокола.
Обливаясь, Айна выпила чуть не всю воду. Лицо ее сейчас было безразличным, почти сонным.
— Рассказывайте.
— Я его убила... — тихим голосом и как-то очень тускло начала девушка, неотрывно глядя на середину стола, где полз муравей. — Я вчера вам все правильно говорила, только одну неправду сказала. Вадим Петрович был сильнее меня, я не вырвалась от него... Он платье порвал, брошку мою оторвал... Он меня позорил там, где площадка. Я плакала, побежала к самому краю, хотела прыгнуть вниз, чтобы не жить. Зачем жить нечестной? А Вадим Петрович подошел, обнимать меня стал... Сказал: давай уедем, а Володьку все равно в тюрьму посадят... Он меня стал руками трогать, а я сильно заплакала и толкнула его... Вадим Петрович упал туда, вниз... Даже не кричал совсем, сразу разбился...