— Признание — это еще не доказательство, так наша наука говорит, — дружелюбно пояснил Антон. — Откуда я знаю, что ваша жена не выгораживает вас? Может, вы ее подучили. Разве исключено?
Шамара не ответил, зло крутнул головой и пошел к двери. Антону он был сейчас не нужен. Позвав Сапара, он строго приказал ему повторить все, что тот рассказывал инспектору Чарыеву о послеполуночном приезде Володи на метеостанцию, о его угрозах и криках. Сапар все безропотно повторил, не добавив, хоть и надеялся на это Антон, ни единой детали, и, отпущенный Жудягиным, вернулся к себе в юрту. Даже посуду недомыл нынче Сапар Сапаркулиев, что раньше показалось бы невероятным, но сейчас расстроенный кумли был окончательно выбит из седла.
Больше никого Жудягин не вызывал. Надо было как следует обмозговать и ту информацию, которую он уже успел собрать. Фактов было не так уж и мало, подумать было над чем.
Наверное, с полчаса сидел он у окна, время от времени вытирая лицо и ощущая, как от невидимого песка, носимого неощутимым ветром, начинает пощипывать в уголках глаз и появляется шершавый налет на губах и даже на зубах. Несколько раз, поглядывая на него одинаково — из-за плеча, проходили мимо окна то Шамара, то Сапар. Ни Юрий Огурчинский, ни Айна во дворе не показывались. Скорее всего актинометрист снимал показания на площадке — подходило время радиосеанса. Антону и в голову не пришло изолировать девушку: единственное, чего он в глубине души побаивался, так это непоправимой глупости с ее стороны. Туркменки горды и самолюбивы. «Плеснет из канистры на себя бензином и — фырк!» — думал Антон. Он гнал эту мысль, но она назойливым слепнем возвращалась снова.
Слава богу, вот и Айна, цела и невредима! Жудягин отодвинулся от окна, чтоб ненароком не спугнуть девушку. Теперь он для нее — злой демон, шайтан... Он ведь обязан подвести ее к скамье подсудимых, и совсем-совсем неважно, нравится ему это или нет.
Айна стояла на крыльце, не отпуская ручку полуоткрытой двери. Антон даже издалека различал, как обострились черты ее лица, как опустились уголки полных губ.
«До чего же не хочется, чтобы все, что она сказала, было правдой, — думал Жудягин. — Жалко девчонку... Что ее привело сюда, в Бабали? Как вышло, что она стала женой этого шустрого малого? В сущности, я ничего не знаю о них обоих. Как и об этом... худопером... Разве что Сапар ясен, да и то, кто знает?».
— Айна! — послышался возглас Володи, и Антон увидел, что девушка вздрогнула всем телом и словно сжалась. — Айна! Тебя подменить?
Володя, появившийся из-за юрты, казался безмятежным. Шамара чуть ли не потягивался — так показалось Антону.
Не обернувшись, Айна отрицательно тряхнула головой и, опустив глаза, засеменила к крыльцу радиостанции. Жудягин шагнул к двери и прикрыл ее, но неплотно. Сел к столу, придавил локтем протоколы. Он еще не решил, надо ли ему сейчас допрашивать радистку или, может, повременить. «Погожу», — сказал он себе, прислушиваясь, как Айна торопливо взбегает по ступенькам.
Он думал о том, что, к сожалению, несоответствий в жизни куда больше, чем должно быть хотя бы по среднестатистической вероятности. Страстные автолюбители никогда не выигрывают в лотерею автомобили — они достаются либо тем, у кого машина уже есть, либо пожилым домохозяйкам, которым они ни к чему. А сколько нелепых случайностей уносят из жизни любимых, добрых, умных, воистину дорогих людей, тогда как мерзавцы...
Тут он остановил себя: желать худого не стоит никому, плох ли, хорош ли... Но разве не справедливей было б, если оказался бы на месте несчастливой туркменочки, признавшейся в убийстве, пусть даже неумышленном, кто-то другой, кого не так жалко, — скажем, этот хват, ее муж? Как быстро успокоился Шамара, стоило ей признаться, как утешал ее, подлец: ничего, мол, тебе не будет, даже если ты, моя дорогая, и убила человека... Другой грудью встал бы на защиту жены, начал бы возмущаться, спорить, опровергать... А этот шкуру спас — и рад. Даже ее тогда передернуло от его утешений. Хоть и любит, а стало противно.
«А может, вместе убили?» — в который уже раз, но теперь гораздо отчетливей, чем раньше, мелькнуло в голове у Жудягина.
Вместе... Он потрогал нос, зажмурился. Так... Предположим, на кыре начальник станции приставал к Айне, и тут как раз появился Шамара. Ударил или толкнул, разбил Михальникову голову. Потом вместе с женой сбросили раненого с обрыва. Решили отпираться. А если разоблачат, все берет на себя Айна. У нее есть смягчающие обстоятельства: отбивалась и так далее. Шамаре на суде пришлось бы куда хуже, так что из двух зол решили выбрать меньшее.
Посвистывал, попискивая морзянкой, приемопередатчик. Вот-вот Юрий, а может, Володя, принесет Айне данные для передачи метеосводки. Неужели она так искусно притворялась? Так сыграла искренность, а на самом деле — осуществила вторую часть обдуманного с Шамарой плана? Не верится, не верится... Однако женщина, когда любит, способна и на жертву.
Итак, она. Или — они? Или — он один, что тоже вполне вероятно. Не так уж мало улик против Шамары. Откуда кровь под ногтями? Если, конечно, экспертиза покажет, что кровь той же группы, что и у Михальникова. Причастность Шамары к ночному происшествию на кыре несомненна, Антон все больше укреплялся в этой мысли. Объяснения радиста — мол, испугался, оттого и заметал следы — грубая уловка. Но ведь и так могло быть.
Антон вспомнил, как в его университетские годы доцент Витенштейн на семинарских занятиях задавал студентам практические задачки — не выдуманные им, а взятые из криминалистической практики. Почти всегда и он, Жудягин, и его сокурсники терпели поражение, пытаясь «по науке» разрешить их. Алогичность действительности поражала, ставила в тупик и в какой-то степени рождала неверие во всемогущество криминалистики. Вдоволь насладившись смятением студентов, Александр Маркович наставлял их: даже при наличии наиубедительных улик следователь должен помнить, что есть одна возможность из тысячи, опровергающая всю схему. Ее надо всегда держать в уме, какой бы маловероятной ни казалась эта возможность.
Вот и сейчас. Все говорило против Шамары, все — и его заячьи «скидки», и кровь под ногтями, и его поведение после гибели Михальникова. Да и на допросах... Трудно было держаться более подозрительно. Его бравирование, напускное спокойствие, рожденная страхом наглость, попытки бросить тень на всех и каждого и, наконец, истерика отчаяния... Разве что «а вдруг», о котором так часто вспоминал доцент Витенштейн, могло прийти на помощь Владимиру Шамаре.
Чьи-то шаги зашлепали на крыльце, протяжно заскрипела входная дверь. «Вот и Огурчинский», — подумал Антон.
По-прежнему булькал и что-то выстукивал передатчик, но морзянка оборвалась.
— Возьми сводку, Айна, — услышал Жудягин глуховатый голос Юрия. — Айна, ты чего? Что с тобой? Дай-ка я взгляну.
Послышался шорох бумаги и затем тоненькое всхлипывание. Огурчинский, задыхаясь, быстро заговорил:
— Не плачь, замолчи на секунду... Мне нужно сказать тебе... Пока их нет... Да замолчи же! Ты глупость сделала, Айна, глупость!.. Зачем ты сказала?.. Как у тебя язык повернулся?.. Ты должна отказаться от всего, сейчас же пойди и откажись... Айна, перестань реветь, слышишь меня!..
Нет уж! С таким оборотом событий следователь Жудягин мириться не мог. Он резко встал из-за стола, нарочно громыхнув стулом. Шагнул к двери, толчком распахнул ее. Юрий Огурчинский, голый по пояс, в закатанных по колено спортивных штанах, стоял рядом с Айной, уткнувшейся лицом в ладони. Ее била крупная дрожь. Актинометрист в ужасе уставился на Жудягина поверх очков, сползших на кончик носа. В кулаке он сжимал листок бумаги, видимо, с записью показаний приборов. Давно немытые, разлохмаченные космы, журавлиная фигура, вытаращенные глаза — все в нем было нелепо до смешного. Да только было не до смеха.
— Что за фортель?! — сердито крикнул Антон. — Огурчинский, вы...
— Уйдите!..
Пронзительный, прямо-таки душераздирающий вопль девушки не дал ему закончить. Залитое слезами лицо тряслось, смуглые кулачки замолотили по столу.