«Неужели этот человек, так много суетившийся, лгавший, с таким усердием стряпавший себе алиби, невиновен? — опять спросил себя Жудягин. — Неужели только лишь паническая боязнь быть заподозренным толкала его на это? Но если не он, значит Айна или Юрий, а в их вину не хочется верить... Нет, Володечка, хоть ты всех запутал, все сходится на тебе... Но не уговариваю ли я себя, что это так, а не иначе?»
Антон поднялся из-за стола.
— Огурчинский и Дурдыева, — сказал он вполголоса. — Пройдемте со мной.
«Пройдемте... Эх ты, матушка милиция!» — мысленно обругал себя Жудягин.
21
...Еще три часа тащился инспектор Чарыев меж барханов и по редким такырам. За это время он сделал несколько остановок, чтоб остывал мотор, и выпил по крайней мере треть воды из двадцатилитровой канистры — воды, ставшей отвратительной от металлического привкуса и почти горячей. И когда из-за барханов вдруг вынырнул шест с полосатым конусом, Текебай даже головой на руль упал — такое испытал облегчение. Он понял, что перед ним — аэродром Арвазы. Сам поселок, где ему приходилось бывать неоднократно, лежал всего в двух километрах. Наверняка кто-нибудь из жителей заметил человека, появившегося из песков на мотоцикле с коляской. Так что скоро все прояснится. В том, что «брат» или кто там еще непременно заедет в Арвазу, Теке нимало не сомневался. Слишком тяжел путь через пустыню, чтобы человек мог отказать себе хотя бы в кратковременном отдыхе, в тарелке шурпы и пиале свежего чая. «А если он убийца? Разве станет он показываться людям на глаза? — возразил себе инспектор. — Ну а если в Арвазе у него живет родственник или приятель? Тогда он спрячет мотоцикл и придет к нему пешком, не вызывая подозрений».
Похоже, так и было: мотоцикл миновал аэродром стороной и, не свернув в поселок, проследовал по дуге в объезд Арвазы. «Слава аллаху, что не в пески», — подумал Текебай и решил не быть опрометчивым и не удаляться от Арвазы. Там надо будет заправить бак бензином и сменить в канистре воду. Покамест он продолжал ехать по следу. Вскоре, километра через полтора, он привел его к полуразрушенной глинобитной стенке. За ней виднелись крыша маленького строеньица и шест, на котором обвисли разноцветные лоскутки. Текебай понял, что набрел на «святое место» — могилу какого-нибудь старца, почитавшегося некогда в здешних краях. Обогнув стену, инспектор обнаружил в ней низкий проем, через него можно было попасть во двор. Оставив мотоцикл на теневой стороне, Чарыев подошел к входу и наклонился. Следы чьей-то обуви четко отпечатались на рыжей пыли. Некто не очень давно входил и выходил из двора. Выйдя, этот человек обогнул стену. То же сделал и Текебай. Сразу же за углом он увидел знакомую двойную колею, продавленную в песке: левая — глубокая, правая — помельче. Не оставалось сомнений, что это тот самый мотоциклист, за которым инспектор гоняется с утра. Колея уходила в сторону, противоположную Арвазе, в глубь пустыни.
Инспектор снова вернулся к проему и стал осматривать пространство возле него в радиусе двух метров — дальше начинался песок, на котором углядеть что-либо было трудно. Сейчас он был почти убежден, что таинственный мотоциклист — это всего-навсего каракумский чабан, заезжавший на «святое место», чтобы в знак почтения привязать к шесту тряпочку, а также перекусить и отдохнуть от жары в мазанке. Обычно внутри можно найти и кошму, и подушку, и кумган с пиалушками. Текебай продолжал скрупулезно осматривать иссушенную землю. Ему показалось, что кто-то недавно подметал ее, и похоже, веником. Это насторожило. Он отошел от стены метра на три, внимательно огляделся. И почти сразу заметил небольшое углубление в песке, а в полуметре от него — еще одно. Это могли быть следы человека. Опустившись на колени, инспектор Чарыев на четвереньках продвинулся от первой ямочки ко второй и еще немного вперед. И снова наметанный глаз обнаружил на песке еле заметную вмятину, потом еще одну... Да, сомнения исчезли: некто, побывавший на «святом месте», на некоторое время покидал мазар. Куда? Скорее всего, в аэропорт: цепочка полуприсыпанных ямок вела в сторону полосатого колпака на мачте, видневшейся вдалеке. Но зачем неизвестный заметал следы? Почему он не хотел, чтобы тот, кто побывает здесь после него, знал о его прогулке на аэродром? Кого и чего он боялся?
Осмотр «святого места» тоже выявил несколько любопытных фактов. Выяснилось, что неизвестный, побывавший тут, не разводил огонь, а следовательно, чаепитием не занимался. У него мог быть с собой термос, что маловероятно. Вернее, это нетипично для жителей пустыни. К пиалам и к чайникам, которые Текебай обнаружил в хижине на занавешенной настенной полочке, никто не прикасался. Далее: мотоциклист не приближался к шесту, поскольку рядом с могилой отпечатков его обуви не оказалось. Да и все тряпочки на шесте выцвели под солнцем давным-давно. Что ж, это мог быть и неверующий, просто какой-нибудь молодой парень, заскочивший сюда, чтоб полежать в тени. Предполагать такое Текебай мог вполне. Но допустить, что даже молодой и даже самый большой среди каракумских чабанов атеист способен осквернить «святую могилу», он не мог. Ни за что он не сорвет хотя бы маленькую веточку саксаула или тамариска, которые люди сажают в таких местах. С детства слышат туркмены от стариков, что любой, самый ничтожный ущерб, причиненный «святому месту», оборачивается страшной бедой. Множество подобных историй слышал и сам Текебай. Конечно, давно прошла пора, когда он им верил, но... Но и сам инспектор Чарыев не надломил бы веточку.
А здесь... Вовсе не веником заметал следы неизвестный, а пучком веток, которые надрал с саксаула. Текебай обнаружил, что тщательно подметалась и дорожка, ведущая от мазанки к выходу из двора, и пол в самом домике, где человек этот отдыхал, не оставив, впрочем, каких-либо примет, стоящих внимания. Заметно было, что он лежал на кошме, — только это.
«Головой клянусь, что побывал здесь не заезжий чабан, а «брат», — думал Текебай, выходя из дворика и направляясь к мотоциклу. — Он не только уголовник, не только подлец, способный продать собственную сестру, он еще и циник, не уважающий обычаи предков». Злой азарт охотника опять колыхнулся в нем. Теперь инспектор готов был гнаться за братом Айны хоть до самого Каспия.
Однако сначала необходимо было побывать на аэродроме. Без бензина и свежей воды не то что до Каспия, а до ближайшего колодца не доберешься.
Текебай вырулил из-за стены и прямиком — точно так же, как незадолго до него неизвестный — двинулся к аэродрому. Ему нужны были не только вода и бензин: там он может узнать о человеке — неважно, «брат» это или нет, — за которым он гонится вот уже пять с половиной часов.
22
— Наш разговор втроем, — сказал Жудягин, — назовем очной ставкой. Слыхали про такое?
Ответа не последовало. Огурчинский сидел на табурете вразвалку, рассеянно блуждая взглядом по комнатке и время от времени облизывая губы. Плечи Айны были опущены, глаза застыли, мускулы лица ослабли так, что приоткрылся рот. Больные, принявшие чрезмерную дозу транквилизаторов, выглядят похоже — такие же отрешенные, ко всему безразличные, с замедленной реакцией.
— Душно тут, конечно, но придется нам потерпеть. До сеанса радиосвязи, думаю, успеем. — Антон положил перед собой тоненькую пачку бумаги. — Я буду вкратце записывать, так что не торопитесь, когда будете рассказывать. И главное, — он поднял на уровень носа шариковую ручку и посмотрел на Юрия, — иметь выдержку и не пе-ре-би-вать говорящего. Понятно излагаю?
Опять ему никто не ответил. Только Юрий пренебрежительно покривил губы.
— Начнем. Айна Дурдыева, повторите ваши показания относительно того, что произошло в ночь на пятнадцатое сентября. Пожалуйста, Дурдыева, говорите!