Номер мне достался не самый дешёвый, но и не президентский люкс, обычная просторная спальня. Однако вместо того, чтобы рухнуть на кровать прямо в сапогах, я достал всё своё оружие, чистую ветошь и маслёнку. Оружие, прямо как женщина, требует за собой ухода. Потрать немного времени, и оно всегда тебя выручит, а если будешь относиться к нему спустя рукава, то будь готов, что оно подведёт в самый неожиданный момент. Тем более оружие на дымном порохе, качество которого сильно разнилось.
Так что я по очереди разобрал и вычистил оба кольта и винчестер. Чистка оружия никогда лишней не бывает. Спать лёг далеко за полночь, как обычно, с револьвером под подушкой.
На этот раз никто ко мне не пришёл, но и выспаться нормально мне всё равно не удалось. Всю ночь я ворочался и крутился, калейдоскоп мыслей не давал мне спокойно заснуть. Больше всего меня пугало то, если вдруг я не сумею найти здесь этого Луиса, и след вновь оборвётся. Тогда есть риск и вовсе не найти никого в этих пустынных землях. Уснул я только под утро, а встал практически с рассветом.
В конюшню я вернулся сразу после завтрака, надеясь застать Рахомо там. Пусть даже спящего, но хоть немного протрезвевшего. Вчерашний конюх встретил меня ехидной улыбкой, и я сразу понял, что с индейцем что-то не так.
Рахомо встретил меня с видом глубоко несчастного человека. Похмельные муки обрушились на него со всей жестокостью белого угнетателя по отношению к покорённому индейскому народу. Индеец дрожал всем телом, потел, трясся, одним словом, страдал.
— Похмелиться есть? — вместо приветствия хмуро произнёс индеец. — Этот… Не выпускает…
— И правильно делает, — хохотнул я. — Похмелиться есть. Но сперва…
— Дай, — жадно перебил меня индеец.
— Сперва покажи, где живёт Луис, — потребовал я.
Ну уж нет, второй раз я такой ошибки не совершу. Утром деньги — вечером стулья.
— Дай, — снова потребовал Рахомо. — Не могу. Дай.
Горящие трубы — это серьёзно. Но я оставался непреклонен.
— Как только покажешь, — отрезал я.
Рахомо зло выплюнул несколько слов на своём языке. Очевидно, не самых лестных. Он заглянул мне в лицо исподлобья, понял, видимо, что уговоры не помогут, и прекратил сопротивление.
— Пошли, — проворчал он, борясь с тошнотой.
Тусон был достаточно развитым и большим городом по местным меркам, можно даже сказать, древним, ведь владели им по очереди Испания, Мексика и США, и за годы существования он успел разрастись вширь. И люди здесь жили самые разные, начиная от потомков испанских переселенцев и заканчивая пришлыми китайцами с запада и ирландцами с востока.
Поэтому идти пришлось довольно далеко. Я-то ехал верхом на жеребце, а вот Рахомо, и без того страдающий от жестокого похмелья, уныло брёл пешком. Доверять ему лошадь я не решился. Но его вело вперёд стойкое желание похмелиться, поправить здоровье, и он дошёл бы до самого Финикса, будь у меня такая необходимость.
Горожане расступались перед угрюмо шагающим индейцем, его, похоже, и в самом деле все знали, а он знал всех. Ну, или почти всех.
Спустя полчаса ходьбы Рахомо привёл меня к одному из домиков в жилом квартале, самому обычному одноэтажному деревянному дому, с палисадом и развешанным во дворе бельём.
— Тут, — хмуро произнёс индеец. — Луис Эрнандес. Болтали, что бандитствует. Давай бухло.
Я извлёк из кармана ещё одну чекушку, и Рахомо облизнулся, глядя на золотистую жидкость в прозрачной бутылке. Он протянул дрожащие руки, но отдавать виски я ему не спешил.
— Пойди и позови его сюда, — сказал я. — Потом получишь виски.
— Эй! Мы так не договаривались! — возмутился Рахомо.
— Пойди и позови, — настойчиво повторил я.
Других вариантов получить опохмел у него всё равно не было. Понурый индеец отправился к крыльцу и постучал в дверь, пока я ждал чуть поодаль, нервно барабаня пальцами по кобуре. Ожидать можно было любого исхода, и я готовился к самому худшему. Хотя надеялся на лучшее.
— Мы не подаём, — раздался хриплый приглушённый голос, едва только входная дверь приоткрылась.
Я не мог отсюда разглядеть, кто стоит в дверях, да и голос узнать пока тоже не удавалось, но Рахомо проявил чудеса сообразительности.
— Там это… Вон тот мистер… — пробормотал он.
Дверь открылась, из неё выглянул лысеющий загорелый мексиканец с чёрными густыми усами, в коричневой рубахе, без шляпы. Я его узнал. Рахомо привёл меня к нужному человеку.
Луис вышел на крыльцо, прищурился, глядя на меня. Я сидел верхом на жеребце, в спину мне светило солнце, так что разглядеть меня он толком не мог. Из двери показался ещё и мальчишка лет пяти, и бандит, потрепав его по волосам, отправил его обратно домой.