Знакомые места почему-то вселяли уверенность, ехать по ним оказалось приятнее, чем по новым и неизведанным горным тропам. Я направился прямиком к своей хижине на берегу ручья, куда за это время уже натоптал заметную дорожку.
Вот только, подъезжая к своим владениям, я невольно насторожился и прислушался. В кустах у ручья слышались голоса.
Пока я не получил денег за землю, она по всем законам считалась моей, и это было вторжением на частную территорию. Я немедленно потянул револьвер из кобуры и спрыгнул на землю, бросив поводья на ветки ближайших кустов.
Здесь я чувствовал себя полноправным хозяином, и вторжение на свою землю простить не мог. Так что подкрался незамеченным почти к самому ручью, где и обнаружил двоих работяг, стоявших с лотками по колено в воде. Мыли моё золото, суки.
— Руки вверх, — приказал я.
Оба золотоискателя встрепенулись, как потревоженные птицы на утиной охоте, и замерли неподвижно, глядя в чёрное дуло «Миротворца».
— Кто такие? Чего вам тут надо? — спросил я.
— М-мы… Так это… Сказано… — промямлил один из них, рослый сутулый мужик.
У обоих на поясе болтались кобуры с револьверами, но они даже и не подумали схватиться за оружие. Ни одного шанса опередить меня у них не было, оба это прекрасно понимали, и поэтому послушно подняли руки к небу.
— И по какому праву вы моете золото на чужой земле? — спросил я.
Хотя примерно догадывался и без их ответа. Уильямсон, жучара. Решил, что эта земля уже принадлежит ему.
Старатели переглянулись, продолжая держать руки кверху.
— Нет, если у вас есть с собой пять тысяч долларов и нотариус, который заверит сделку по купле-продаже, то мойте сколько влезет, но что-то вы непохожи на людей, у которых есть пять штук, — сказал я. — И нотариуса я здесь не наблюдаю.
— Мы… — сипло начал сутулый, откашлялся, и продолжил. — Мы думали это ничейная.
Я даже присвистнул от удивления.
— Откуда вы такие взялись, джентльмены, с Луны? По эту сторону гор давным-давно нет ничейной земли, — сказал я.
— Мы из Нью-Йорка, сэр, — подал голос второй золотоискатель.
— Ах, из Нью-Йо-о-орка, — протянул я. — Тогда пожалуйста, продолжайте, не смею вам мешать.
Сутулый начал опускать руки к лотку, приняв мои слова за чистую монету. Ему точно нужна была табличка «сарказм», чтобы меня понять.
— Ты идиот? — спросил я. — Значит так, горожане, даю вам двадцать секунд, чтобы отсюда убраться. И всё, что вы тут намыли, бросайте обратно в воду.
— В воду? — недоумевающе спросил второй.
— Я неясно выразился? Это вот в ту журчащую хреновину под твоими ногами, понял? — фыркнул я.
Я продолжал держать их на мушке, и поэтому желания со мной спорить у них даже не возникало. Золотоискатели опрокинули лотки, высыпая всё обратно в ручей.
— А теперь марш отсюда, — сказал я. — Хотите намыть золота, езжайте на Аляску, на реку Юкон. Или на Клондайк, там его больше, чем здесь. Разбогатеете.
— Да пошёл ты, — сквозь зубы процедил сутулый.
— Нет, сейчас уходишь ты, дружище, — сказал я. — Двадцать секунд, время пошло.
Они, шлёпая босыми ногами по воде, побежали прочь, пока я громко считал вслух. Добежали до лошадей, вскочили в сёдла, ускакали прочь. Лотки им пришлось бросить здесь же, в ручье.
Когда они скрылись из виду, я сунул револьвер обратно в кобуру, взял оба лотка и перетащил их к хижине, думая о том, что продавать эту землю надо как можно скорее, всё, что она мне принесла пока что, так только кучу лишней головной боли. Я бы согласился уже и на три тысячи баксов, лишь бы поскорее избавиться от этого груза.
Вернулся за Ниггером, который меланхолично щипал жухлую травку, развёл небольшой костерок на старом месте. Даже не представляю, каким надо быть идиотом, чтобы посчитать это место ничейным. Набрехали, значит.
Главное, чтобы они не задумали вдруг вернуться. Ушли они явно обиженными и недовольными. Могут и позвать других работяг, проучить меня, так сказать. Бродяга, конечно, будет охранять, спит пёс весьма чутко, но всё равно я самую малость беспокоился. Здесь даже ньюйоркцы могут оказаться дикими.
Закат встретил, поджаривая на костре бекон и гренки, красное солнце уходило куда-то за горы, подёрнутые туманной дымкой. Красивые здесь места, всё-таки. На мгновение даже промелькнула мысль обосноваться здесь, выстроить ранчо, зажить спокойной жизнью мелкого фермера. Но я эту мысль быстро отбросил. В фермерстве я ничего не смыслил, а мистер Уильямсон просто не даст мне спокойно жить в окрестностях Колорадо-Спрингс.
Ладно, всё равно сперва надо разобраться с Мартинесом. Нет никакого смысла строить планы на будущее, пока он жив.
Спал как убитый, спокойным сном младенца, то ли свежий воздух так подействовал, то ли полное отсутствие каких-либо сомнений и мрачных дум. Я будто наконец встал на рельсы, как патрон, досланный в ствол. Из всего пространства вариантов у меня осталась только одна дорога, и вела она прямиком к мексиканцам. Дорога, конечно, могла ещё немного попетлять, но я чувствовал, что уже скоро повстречаю их снова.
Ньюйоркцы не пришли, побоялись. А я с утра забрался в седло, оглядел свои владения, будто в последний раз, и, не оглядываясь, поскакал на юг, в Пуэбло, к следующей шахте.
В сам город я заезжать не стал, делать там было решительно нечего, я направился прямо по адресу, записанному на бумажке. Спустился с гор, чтобы потом снова подниматься в горы, но уже в другом месте.
Искомая шахта находилась где-то за Гринвудом, между горой Уикссон и пиком Святого Чарльза. Места здесь были не сказать чтоб густонаселённые, в стороне от проезжих путей и троп, но стоило проехать чуть восточнее, поближе к городу Пуэбло, как со всех сторон виднелись бесконечные ограды ранчо и ферм. Будь я бандитом, где-нибудь здесь бы и обосновался, достаточно близко к городу и в достаточно безлюдных местах, подальше от любопытных взоров.
Поэтому я снова был осторожен. Ехал медленно, внимательно глядя по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху. Особенно если это были шорохи на испанском. Мне чудилось иногда, что я слышу тихую испанскую речь, но это была игра воображения, не более. Так бывает, когда чересчур сосредоточен на чём-либо, мозг просто подкидывал ожидаемые образы.
Здесь пейзаж несколько отличался от того, что я видел в округе Эль-Пасо. Горные склоны были сплошь покрыты тёмно-зелёным лесом, валуны и камни валялись повсюду, вросшие в землю. Под копытами лошадей хрустел мелкий желтоватый щебень, который в целом придавал земле какой-то оттенок, напоминающий об аризонских пустынях. Дорога то резко поднималась вверх, то круто спускалась вниз, и если бы я ехал на машине, у меня непременно заложило бы уши.
Солнце сегодня жарило так, будто решило вспомнить июльские деньки, даже здесь, в горах, основательно припекало, хотя по календарю уже начиналась осень. Будто я ехал не по Территории Колорадо, а по одному из мексиканских штатов.
Я миновал Гринвуд, крохотный городишко, образовавшийся вокруг лесопилки, проехал мимо горы Уикссон, оставив её по правой стороне. Где-то здесь и должна быть заброшенная угольная шахта, если верить информации Гастингса. А я его информации верил.
И он не обманул.
В какой-то момент я увидел дымок впереди, едва заметный, почти прозрачный. Вскоре до меня донёсся и запах дыма. Кажется, я сорвал джек-пот.
Здесь, в глуши, никого не могло быть. Разве что какие-нибудь охотники или трапперы встали лагерем где-то неподалёку, но я предпочитал думать, что это мексиканцы. В заброшенной угольной шахте.
Я решил, что если услышу речь на испанском, то буду сразу стрелять на поражение. Вступать в диалог я не собирался, это даст Мартинесу шанс ускользнуть, а я не мог себе позволить ещё одного провала. Шрам на голове начал зудеть, будто чувствовал скорую расплату. Да, я с большей охотой поглядел бы, как он корчится на виселице, как к нему приходит осознание скорой смерти, возмездие за все совершённые преступления. Но вряд ли мне удастся взять его живьём. Гораздо проще будет пристрелить его на месте.