— Нет ни сил, ни желания ему это доказывать. Я сейчас хочу лишь одного, чтобы Макс поправился. Живу в постоянном ожидании хороших новостей, а их все нет. Я даже увидеть его не могу, к нему не пускают. Отец заходил на пару минут, остальным, говорят, нет смысла.
— Бедная моя девочка. Держись, я с тобой, — кладет свою ладонь поверх моей.
Улыбаюсь, я ждала этих слов. И пусть они не имеют практического смысла, мне просто приятно и тепло на душе оттого, что кто-то сочувствует и переживает за меня, проживает вместе со мной мои неприятности и поддерживает мою позицию.
Договариваемся с Альбиной, что она приедет ко мне с ночевкой. Уезжаю из офиса, покупаю в супермаркете продукты, бутылку вина. Эти приготовления немного отвлекают, я словно оживаю и начинаю верить, что все еще будет хорошо.
Домой попадаю к шести, прибираюсь в квартире, запекаю в духовке мясо с овощами, принимаю душ и закутываюсь в любимый халат.
На журнальном столике в гостиной оживает телефон. Сердце пускается вскачь, когда вижу на экране, что это Артур. Хочу услышать новости, но боюсь, что-то плохое.
— Алло.
— Привет, Королева.
— Макс?! — мой пульс ускоряется до максимума, даже дышать перестаю.
Слабый сдавленный голос выдает, что ему трудно разговаривать, но я прихожу в восторг от осознания того, что его вывели из комы.
— Как ты?
— Могло быть и лучше, но это пройдет.
— Я хочу тебя увидеть.
— Я не в форме, детка, — он хрипло сглатывает, даже разговор стоит ему усилий.
— Я тебя видела во дворе клуба, чем ты хочешь меня напугать? Макс, пожалуйста.
Несколько секунд молчание, а потом хриплое:
— Хорошо, приезжай. Сейчас Артур договорится.
Я нажимаю отбой и чуть не подпрыгиваю от счастья. Бегу к шкафу, хватаю первое, что попадается под руку, им оказывается вишневое трикотажное платье, короткое, но скромное — пойдет, решаю мгновенно. Натягиваю, провожу тушью по ресницам, выключаю духовку, вскакиваю в босоножки на низком ходу и бегу вниз к машине.
От переизбытка чувств ловлю мелкий мандраж. Руки на руле, как не свои, но вместе с тем, адреналиновый коктейль возвращает меня к жизни. Господи, спасибо! Лишь бы теперь пошел на поправку.
Но переступив порог палаты, мое воодушевление сходит на нет. Макс лежит на спине, не сильно отличаясь цветом от подушки. Яркими остались на лице лишь ссадины от падения об асфальт. От аппаратуры и мониторов, висящих над ним, становится немного жутко. Он тяжело дышит, видно по лицу, что рана причиняет ему боль. Карие глаза, всегда выразительные и блестящие, сейчас измученно смотрят, пока я подхожу к нему.
Присаживаюсь на краешек широкого топчана.
— Привет, — говорю почти шепотом.
— Привет, — он кладет руку, с прикрепленным к кисти катетером, на мою и слабо сжимает.
— Я очень испугалась…
— Я выкарабкаюсь, обещаю.
Вздыхаю, нежно обхватываю ладошками скулы, наклоняюсь и легонько целую в заросшую щетиной щеку.
— Только попробуй не сдержать обещание.
Он блекло улыбается, накрывает и задерживает мою ладонь у себя на груди.
— Я тебя очень люблю.
Прикрывает глаза и молчит. Я тоже не налегаю с разговорами. Перед тем, как впустить, предварительно одев в одноразовый халат и бахилы, мне провели целый инструктаж: не более пяти минут, никаких волнующих разговоров, все в тихом и спокойном режиме. Артур предупредил, что о смерти Аслана Максу не сообщали, чтобы, не дай Бог, не проболталась.
— Макс, мне разрешили только несколько минут, — перехожу на шепот.
— Побудь еще немного, — не открывая глаза, говорит он.
Ощущаю под запястьем размеренное биение сердца и прошу у Бога дать ему сил поскорее встать на ноги. Дверь приоткрывается, и дежурная медсестра сообщает, что мне пора на выход. Встаю, целую его еще раз.
— Я приду еще, выздоравливай.
Он открывает глаза, улыбается.
— Постараюсь к следующему приходу накопить силы для поцелуя.
Расплываюсь в улыбке, раз думает о таком, значит и, правда, пошел на поправку.
Прикрываю дверь и стараюсь быстрее ретироваться из отделения. Зрелище не для слабонервных. По обе стороны в палатах, с множеством коек, лежат люди, есть маленькие детки. Звенящая тишина давит на голову и страшно осознать весь совокупный размер неприятностей, а возможно и покалеченных судеб всех, находящихся в этих стенах. Хорошо, что у Макса отдельная палата.