Нет, тянуть больше нельзя. Нужно с ней поговорить. Пора выбираться из этой клоаки.
Небрежно отшвырнув перчатки, Твин прошла мимо, даже не взглянув на него, будто его и не существует вовсе.
Чёрт, да здесь шансов на нормальный разговор меньше, чем у Сорок Восьмого стать гладиатором. И всё же нужно попытаться. Скрывшись, он бесшумно последовал за ней.
Все эти дни он изучал пути побега. На деле выглядело сложнее, чем представлял: слишком много дозорных, все выходы, даже для прислуги, охраняются круглосуточно, но вдвоём должны справиться. Насчёт других даже думать не хотелось: выбор невелик — или Твин, или остальные.
Она зашла в прачечную, прихватила свежую форму и направилась прямиком в душевые. Слай проскользнул в закрывающуюся дверь и умостился в углу, чтобы собраться с мыслями.
Если расскажет всё как есть — должна поверить. Пусть злится, пусть даже после побега не захочет быть с ним, но оставлять всё как есть нельзя, никогда себя не простит, если что случится с ней.
Твин стянула рубаху и поёжилась от холода. Крутанув вентиль, чтобы горячая вода хоть немного согрела воздух, сбросила оставшуюся одежду.
Слай рассматривал спину, покрытую сплошь шрамами, которые не раз целовал, заверяя, что так заживёт быстрее. Сколько им пришлось пройти вместе, плечом к плечу, а по такой глупости чуть не потеряли друг друга. Или всё же потеряли?
Прав был Харо, назвав его мудаком. Не стоило с Лией связываться, всё ж со злости хотел сделать побольнее, а вышло, что сам же и сжёг единственный мост к примирению.
Вода стекала по спине Твин, вторя изгибам нескладного тела. Слай вспомнил ту самую ночь, в таких же душевых опертамского Терсентума. А ведь это был лучший день в его жизни! Он был первым для неё и, скорее всего, остался единственным. Не было у неё ничего с Керсом, сам знает. Из-за какого-то поцелуя раздул невесть что. Дурак!
Слай помнил каждую секунду той ночи: чёрные глаза, полные испуга, дрожь её дыхания, сдавленный вскрик и вонзившиеся в плечи ноготки, когда он взял её в первый раз, сделав своей навсегда.
Тихий всхлип заставил вернуться в настоящее. Он недоуменно посмотрел на Твин, сидящую на полу и прикрывающую руками лицо. Видел её слёзы всего несколько раз, и это было так давно, что уже и не вспомнить наверняка.
Все обиды бесследно испарились, осталась только маленькая, беззащитная и такая родная Твин. Слай был готов просить прощения даже на коленях, если понадобится, лишь бы согласилась бежать, лишь бы спасти её от лап советника, ото всех этих кровожадных тварей, грызущихся между собой за кусок пожирнее.
Ни принцессе, ни кому другому верить нельзя. Есть только он и Твин, а остальные пусть идут нахер!
Слай опустился рядом, не обращая внимания на уже промокшую форму, снял маскировку, коснулся дрожащего плеча.
— Твин? — голос охрип от волнения.
«Только не прогоняй меня! Выслушай хотя бы…»
Она подняла голову, посмотрела так, будто не верила собственным глазам, и вдруг бросилась ему на шею, разрыдавшись ещё сильнее.
Слай крепко обнимал её, прижимал к груди, просил прощения, обещал всё исправить. Не веря счастью, боялся даже на миг отпустить — вдруг исчезнет! Вдруг выяснится, что это всего лишь сон?
Он нежно поглаживал её плечи, покрывал поцелуями руки, согревал своим теплом. Твин всё повторяла его имя, пыталась сказать что-то ещё, но слова то и дело прерывались всхлипами. Слай лишь шептал, что всё наладится, что теперь никогда не отпустит её, даже если она не простит — он всё равно всегда будет рядом.
Постепенно Твин успокоилась, всхлипы почти прекратились. Теперь она просто прижималась к нему, молчала, думала о чём-то своём. Сколько так просидели — Слай не знал, да и не хотел знать. Промокший до нитки, но счастливый оттого, что позволила быть рядом и разделить её боль, он боялся даже шелохнуться. Остановить бы время, чтобы вот так, рядом, навсегда…
— Он предал меня, — вдруг прошептала она, — бросил, а теперь хочет, чтобы простила.
— Кто? Я не понимаю.
— Принцепс… Слай, он мой отец! — она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
Вот это новость, мать его! Какой, к хренам собачьим, отец?! Да он — падаль, бросившая своё дитя на растерзание Легиону!
Но многое сразу встало на свои места — и то, как тот смотрел на Твин во время смотра, и то, в чём обвинял его в ту ночь, на встрече с Пером.
— И это он тебе сказал?
— Я вспомнила его… Точнее, Восемьдесят Третья помогла…
Твин говорила сбивчиво, перескакивала с одного на другое, но в конце концов ему удалось во всём разобраться. Выходит, Седой обо всём знал и молчал до последнего. Старый месмерит, будь он неладен, неужели нельзя было как-то иначе всё это проделать!? Предупредить как-то заранее, подготовить, а не бить обухом по голове, чтобы прям искры из глаз.